Первая мировая: противотанковая оборона на Западном фронте

О совершенствовании танков и броневиков в годы Первой мировой войны написано очень много. И напротив, крайне скупо — о развитии тогдашних средств и методов противотан­ковой обороны (ПТО). Конкретно о российской противотанковой обороне — почти что ничего. Да, восточный театр военных действий так и не увидел танков, на всем протяжении русского фронта действо­вали бронеавтомобили. Но появление танков здесь было вполне вероятным и ожидаемым. Поэтому в России вырабатывали рекомендации для войск, тщательно изучая приемы борьбы с бронетехникой, освоенные на западе.

Понятно, что самый богатый опыт про­тивостояния танкам накопила герман­ская армия, против которой они впер­вые и начали действовать. Вот сообщение немецкого корреспондента о реакции солдат на дебют танков противника у Соммы 15 сен­тября 1916 г.: «Все стояли пораженные, как будто потеряв возможность двигаться. Огромные чудовища медленно приближались к нам, гремя, прихрамывая и качаясь, но все время продвигаясь вперед. Ничто их не задер­живало…». Так появилась танкобоязнь… И возникла проблема организации противотан­ковой обороны, по немецкой терминологии -Panzerabwehr или Kampfwagen-Abwerhr.

Вопреки иронии многих историков по пово­ду результативности ПТО в 1916-1918 гг., сле­дует признать, что немцы немало потрудились для развития этого вида боевого обеспечения (таковой противотанковая оборона считалась и в кайзеровской армии, и в гитлеровском Вермахте). Разумеется, многие меры были спешной импровизацией. Однако и рождение танка, и разработка способов применения тан­ковых частей и соединений носили отпечаток все той же импровизации.

Поначалу германское Главное командова­ние не воспринимало танк как серьезную опасность. С первыми проявлениями танкобоязни предпочитали бороться ободряющими прика­зами с фразами типа: «Танки — это нелепая фантазия и шарлатанство… Вскоре здоровая душа доброго немца успокаивается, и он легко борется с глупой машиной». Но потребовались и практические меры. Были предложены и не без успеха опробованы в боевой обстановке различные средства и методы ПТО, получившие дальнейшее развитие.

Когда специальные противотанковые сред­ства еще только разрабатывались, на фронте пригодилось уже имеющееся артиллерийское, стрелковое, инженерное вооружение. Первые распоряжения по ПТО предписывали устраи­вать препятствия на дорогах и уничтожать танки дальним артиллерийским огнем. Расчет делался на заметность, шумность и тихоходность машин, а также на хорошую (в условиях позиционной войны) пристрелку по целям и ориентирам в прифронтовой полосе противника.

В январе 1917 г. специально для борьбы с танками были сформированы «батареи ближ­него боя». С тех пор и надолго системы, веду­щие огонь прямой наводкой, стали основными средствами ПТО. Основу немецкой полевой артиллерии в годы Первой мировой войны составляли 77-мм пушки FK96 n/А, дополнение — FK16 n/А того же калибра, но с большей дли­ной ствола и начальной скоростью снаряда. Рост характеристик связан не с противотанко­выми задачами, а с необходимостью увеличить дальность стрельбы. Но огонь прямой навод­кой при настильной траектории точнее.

77-мм полевые пушки должны были стре­лять с дистанции 1000-1500 м, позже наиболее эффективной признали дальность до 500 м. Шрапнель в роли основного снаряда к тому времени уже сменила осколочно-фугасная гра­ната, ее ударного и фугасного действия при прямом попадании вполне хватало, чтобы вывести танк из строя. В отношении наблюде­ния и ведения прицельной стрельбы укрытый щитом артиллерийский расчет находился в лучших условиях, чем танкисты — оглушенные, уставшие от жары и тряски, почти ничего не видящие из своей железной «коробки». И если вслед за атакой танков и пехоты не шли пуле­метчики и артиллерийские наблюдатели, при­слуга выдвинутых вперед пушек могла рабо­тать, не слишком опасаясь ответного огня.

Провал первой атаки французских танков у Шмен-де-Дам 16 апреля 1917 г. и неудачное использование танков англичанами во Фландрии в июле того же года понизили боевую ценность и опасность новых боевых машин в глазах германских военачальников. Однако в ходе апрельских боев под Аррасом британские танки достигли небольших, но вполне реальных местных успехов (несмотря на неудачу насту­пательной операции в целом). Именно после Арраса немцы дополнили «батареи ближнего боя» еще и специально выделенными «пехот­ными батареями» и батареями в глубине пози­ций — тем более, что в тот период войны обо­рону эшелонировали многократно. Приказ о переносе огня на танки при их появлении теперь получали все огневые сред­ства, имевшиеся в передовых траншеях, вклю­чая минометы и бомбометы. Были сформиро­ваны 50 «батарей ближнего боя» и 22 «пехот­ные батареи» (правда, в течение того же 1917 г. их успели расформировать для попол­нения других частей). Для подготовки артилле­ристов служили «учебные танки» — грубые макеты британских «ромбов» на автомобиль­ном шасси или просто на колесах. Использовались и другие подвижные мишени — например, деревянный макет танка на плоту.

Вдобавок к артиллерии ПТО усиливали рвы и баррикады. Невзрывные противотанковые заграждения германские войска использовали при отражении союзнического «наступления Нивеля» в апреле 1917-го. В бою 16 апреля в районе Краона французские танки «Шнейдер», задержанные рвом шириной 4-5 м, были рас­стреляны германскими орудиями.

Союзники прозвали противотанковые 3-5-метровые заграждения «рвами Гинденбурга». Под Аррасом немцы применили ловушки – «волчьи ямы», укрытые легким деревянным настилом с дерном. В качестве «приманки» позади ям стояли пулеметы. Противотанковые препятствия постепенно совершенствовались: росла крутизна насыпей, появились контрэс­карпы. Передние скаты рвов и больших воро­нок стали укреплять «упорами» в виде верти­кальных насыпей с каркасом из кольев.

Что касается пехотинцев, чьи позиции, собственно, и были объектами танковых атак, то, кроме рекомендаций сохранять «спокойную голову», им стали давать уроки стрельбы из винтовок и пулеметов по смотровым щелям и стыкам крышек люков, навыки применения бронебойных пуль и ручных гранат. Конечно, выцелить смотровые щели танка, даже очень медленно движущегося, непросто. Но сосредо­точенный огонь стрелкового оружия имел некоторые результаты, поскольку у первых тан­ков были открытые смотровые щели, а края люков и лючков зачастую плохо защищались. При попадании пуль вблизи щелей брызги свинца, мелкие сколы внутренней поверхности брони травмировали лица и глаза танкистов.

Ручную гранату можно было забросить на крышу танка, где ее разрыв из-за слабой защи­щенности машины сверху, конечно же, причи­нял ущерб экипажу или механизмам. Надо при­знать, такая опасность учитывалась англичана­ми изначально — танки Mk.I уже с осени 1916 г. несли двухскатную «кровлю» из проволочной сетки. Правда, вскоре от этих «обезьяньих кле­ток» отказались — они сильно затрудняли рабо­ту экипажей, а забросить гранату на танковую крышу удавалось разве что с чердака во время боя в городе.

При массе разрывного заряда около 200 г разрушительная сила ручной гранаты типа Stielhandgranate была маловата для борьбы с танком — если только боеприпас не попадал на крышу или в люк. Эффективнее оказались связки гранат, так называемые «сосредоточен­ные заряды». Шнуром или проволокой корпуса связывали по 3-5 штук, так что суммарная масса разрывного заряда достигала 1 кг. В центральной гранате оставляли стандартную длинную рукоятку с запалом, чтобы удобнее было бросать. Для применения таких связок старались отбирать лучших метателей гранат.

Считалось, что пехота должна бороться с танками самостоятельно, а артиллерия — под­держивать ее массированным огнем со своих позиций. Количество выдвигаемых вперед орудий было незначительным — 2-4 на боевом участке дивизии, т.е. на 3-5 км фронта. В ходе «третьего сражения на Ипре» (Фландрия) в обороне против атак британских танков 31 июля и 16 августа 1917 г. использовались бето­нированные огневые точки (прообраз проти­вотанковых узлов), а также окопанные броне­вые каретки системы Шумана, прозванные «пилюльными коробками». Каретка с пушкой (37 или 57 мм) во вращающейся башне была разработана еще в 80-х гг. XIX в. для крепост­ной войны. В Первую мировую пригодились ее малые размеры и возможность быстрой пере­возки с места на место конной упряжкой.

Впечатление, произведенное французскими танками под Ла-Мальмезоном 23 октября 1917 г., и, в особенности, успех массированного применения танков англичанами у Камбре 20 ноября того же года заставили германское командование активнее заниматься противо­танковой проблемой. Впрочем, признанный тан­ковый авторитет Гейнц Гудериан уже в свое время написал, что «опыт и наблюдения уча­ствовавших в бою под Камбре… не были использованы немцами», и этим объяснил недостаточность мер, предпринятых к началу кампа­нии 1918 г. Но все же сражение у Камбре дало существенный толчок развитию ПТО.

При подготовке позиций на линии «Зигфрид» немцы уширили первую линию око­пов до 3,5 м. Войска получили более подроб­ные наставления. «Были даны указания об оборудовании оборонительных позиций и танко­вых препятствий и издана инструкция о борьбе с танками. Однако нехватка рабочей силы и строительных материалов чрезвычайно мешала выполнению этих указаний» (Гудериан).

Противотанковым орудиям нашлось место в боевых порядках пехоты. Для лучшего укрытия от разведки противника и результативного обстрела выбирались позиции на обратных скатах высот, в лощинах. Кроме того, каждому орудию полагалась защита из 1-2 станковых пулеметов, придавалась пехота с гранатами (а позже — и с противотанковыми ружьями). С фронта позиции местами окружались фугасны­ми минами. Так зародилась концепция «проти­вотанковых фортов».

Во второй линии обороны размещались специальные артиллерийские взводы (батареи) — в случае прорыва танков они должны были выкатывать орудия на заранее подготов­ленные позиции и открывать огонь (командир каждого взвода имел телефонную связь с командиром дивизионного участка). Для стрельбы по танкам кроме штатных 77-мм полевых пушек применялись 37-мм автомати­ческие, трофейные (бельгийские) 75-мм пушки.

Использовались для борьбы с танками и перебрасываемые вдоль линии фронта само­ходные зенитные установки — артиллерийские системы на частично бронированных грузовых шасси, такие имелись у немцев еще в начале войны. Скорострельные «моторные орудия» оказались весьма удачным противотанковым средством. Практиковалась и переброска полевых орудии на грузовиках, и выделение специальных артиллерийских взводов (бата­рей) на конной тяге. То есть появился мобиль­ный противотанковый резерв, пока — только прототип. Как писал тот же Гудериан: «Предна­значенные для этого в каждой армии 10 поле­вых орудий, возимых на обыкновенных грузови­ках, не являлись полноценным средством про­тивотанковой обороны… Главное, не хватало одного — массового изготовления собственных танков как доказательства признания того, что значение последних оценено как в атаке, так и в обороне».

В ходе операции у Камбре имело место незапланированное «комплексное» применение противотанковых средств. Британцы на 12-километровом участке фронта ввели в дело одновременно 378 боевых и 98 специальных танков, достигли тактической и технической внезапности и существенных успехов в первый день наступления. Это стоило потери 280 машин — около 60% введенных в бой. Но толь­ко 50-60 из них были подбиты артогнем, основ­ная часть вышла из строя по техническим при­чинам.

Примером сочетания различных противо­танковых средств может служить удержание германскими частями населенных пунктов Флескьер и Фонтен. Британские танки остано­вила инфантерия, бросавшая под гусеницы связки гранат, затем по машинам ударила тяжелая дивизионная артиллерия. Меткость ее стрельбы с закрытых и удаленных позиций была невелика, но разрывы фугасных снарядов отсекли английскую пехоту. Уцелевшие танки немецкие солдаты обстреливали из винтовок с верхних этажей зданий.

Следующую атаку сорвали подошедшие автосамоходки, они открывали огонь по танкам всего с сотен метров. Спешно направленное из Камбре 77-мм «моторное орудие», прибыв в Маньер, вступило в поединок с британским танком на дистанции около 500 м и уничтожи­ло его, израсходовав 25 выстрелов. Несмотря на продвижение британских частей, орудие уцелело и вступило в бой через три дня во время очередной британской попытки про­рваться к Бурлонскому лесу.

77-мм системы на автомобильном ходу проявили себя и у Фонтен-Нотр-Дам. Очевидец описал бой с участием двух таких орудий: «…из оврага, тянущегося из леса по направлению к селению Фонтен, показалось девять танков. Расчет, бросившийся к орудиям, немедленно, однако, был задержан энер­гичным приказом своего командира. Танки продвинулись на дистанцию 100 м, и только в этот момент раздалась команда «огонь»; орудия открыли ураганную стрельбу. Танки, для которых огонь оказался полной неожи­данностью, временно задержались, а меткие выстрелы со столь близкой дистанции уни­чтожали их поочередно».

У Флескьера германцы воспользовались плохим взаимодействием между британскими танками и пехотой. Немецкие легкие батареи (всего пять), примерно полтора полка пехоты и саперные подразделения располагались укры­то за гребнем горы. Британские танки, перева­лив через препятствие, попали под кинжаль­ный огонь. Немногочисленные пулеметы поло­жили отставшую от танков пехоту. В результате было подбито 16 машин. С этим боем связана одна из легенд, неизбежно рождающихся на войне, — будто все танки вывел из строя артил­лерийский офицер, оставшийся у единственно­го уцелевшего орудия. На самом деле, на этом участке работали не менее трех батарей – следы их пребывания здесь позже обнаружили британские эксперты.

ПТО становилась многоуровневой — от соединений до подразделений различных родов оружия — и глубоко эшелонированной: выдвинутые вперед орудия в сочетании с заграждениями и огнем пехоты, артиллерий­ские позиции позади передней линии окопов, «засадные» батареи и моторизованный резерв в глубине. Система еще только закла­дывалась, но первый опыт в дальнейшем сыг­рал свою роль.

В ходе «третьего сражения на Ипре» гер­манские летчики пытались штурмовать танки с малой высоты. Фронтовые самолеты могли обстреливать противника зажигательными пулями, но применение авиации против танков пока носило спонтанный, незапланированный характер. Известен один случай, когда герман­ский аэроплан с пикирования обстрелял из пулемета британский танк и заставил его оста­новиться.

В конце декабря 1917 г. открылись «проти­вотанковые школы», в которых по 8-дневной программе готовили инструкторов для войск. В штабах корпусов, дивизий и бригад появились офицеры, отвечающие за организацию ПТО.

Большее внимание стало уделяться проти­вотанковым средствам пехоты. Винтовочные бронебойные 7,92-мм пули типа SmK со сталь­ным сердечником (для поражения целей за броневыми щитами) еще могли на дальностях до 100 м пробивать броню первых танков (от Mk.I до Мк.Ш), но с появлением французских машин «Сен-Шамон» и британских Mk.V такие боеприпасы стали малоэффективны. В начале 1918 г. появляется первое специальное проти­вотанковое ружье (ПТР) — 13,3-мм однозаряд­ное фирмы «Маузер» (Tankgewehr — «Винтовка против танков», или Mauser T-Gewehr). Оружие имело продольно скользящий поворотный затвор, цельную деревянную ложу, массивную сошку.

Расчет состоял из двух человек. С трех сотен метров пуля патрона 13,3×92 (1,3 cm T-Munition) с заостренным стальным сердечни­ком прошивала 15-мм стальную плиту. То есть в пределах прицельной дальности пуля «Танкгевера» вполне могла пробить броню танка, но она практически не давала заброневого дей­ствия и при одиночном попадании вряд ли могла вывести танк из строя.

Но главным недостатком ружья была чрез­мерно сильная отдача, болезненно восприни­маемая стрелком — почти в 5 раз больше, чем у стандартной винтовки «Маузер» G98 и в 2,5 раза больше отдачи, переносимой тренирован­ным человеком. И это при значительной гро­моздкости ружья — масса 17,7 кг, длина 1680 мм. Все вызывало недоверие к системе, зача­стую стрелки небрежно прицеливались из «танкгеверов» и, по свидетельству фронтови­ков, «старались при первом удобном случае потерять» тяжелое оружие.

Во время наступления сил Антанты, начавше­гося 8 августа 1918 г., французские танкисты убе­дились, что «противотанковые ружья, несмотря на их большое количество, не причиняли боль­шого вреда». На 4 сентября в германской армии имелось 4632 «танкгевера», вскоре на каждый пехотный полк приходилось в среднем по два ружья (ноябрь 1918 г.). Впрочем, иногда приме­нение ПТР давало эффект. Так, 30 сентября у деревни Жонкур, по крайней мере, два танка Мк.А «Уиппет» были подбиты из 13,3-мм ружей.

С середины 1917 г. разрабатывался пулемет того же калибра. Но из-за трудностей про­изводства первые экземпляры системы, полу­чившей обозначение TuF (Tank und FLugzeug, «Противотанковый и зенитный»), попали в войска только в октябре 1918 г. Массовые поставки намечались на декабрь, но война закончилась раньше. По выражению австрийского генерала Л. фон Эймансбергера, «противотанковая винтовка являлась паллиативом, так как армия своевре­менно не могла получить принятых на воору­жение противотанковых пулеметов».

77-мм полевые пушки для роли противотан­ковых были слишком тяжелы и неповоротливы, имели ограниченный угол обстрела и скоро­стрельность. Стрельба прямой наводкой стала еще более затруднительной, когда англичане и французы наладили противодействие герман­ской ПТО при подготовке и проведении танко­вых атак.

Противотанковый опыт западного фронта обобщен в отечественном издании «Борьба с танками» (авторы Г.Ф. Бирюков и Г.В. Мельников). Эта книга содержит интересные соотношения потерь танков Антанты и герман­ской артиллерии: Камбре, ноябрь 1917 г. — 49 танков и 100 орудий; Виллер-Котере (лес Рец), июль 1918 г. — 102 танка и 700 орудий; Амьен, август 1918 г. — 100 танков и 400 орудий.

Даже на фоне достигнутого союзниками общего огневого превосходства были заметны результаты борьбы их артиллерии и танков с передовыми германскими противотанковыми орудиями. В подтверждение — воспоминания бывшего начальника штаба 4-й британской армии генерал-майора Монтгомери о бое за селение Марселькав в ходе операции у Амьена: «Между тем туман рассеялся; теперь неприя­тельская полевая и противотанковая артил­лерия, стоявшая восточнее селения, повела с открытых позиций сильный огонь по нашим танкам. К несчастью, этим огнем были нане­сены тяжелые потери танкам и их экипажам. Чтобы компенсировать это, 5-й канадский артиллерийский дивизион и 2-й батальон канадского пулеметного корпуса настолько успешно поддержали атаку, что 19-й и 21-й [танковые] батальоны к 7.55 уже смогли достичь своей цели».

Немцы приспособили для борьбы с танками и легкие 20-мм автоматические пушки, но они оказались малопригодны из-за слабости сна­рядов. Противотанковые пулеметы калибра 20 мм появились уже в 1920-е гг. Следует отме­тить, что, согласно Версальскому договору 1919 г., Германии запретили иметь не только танки и бронемашины, но и крупнокалиберные пулеметы — очевидно, победители находились под впечатлением от применения германского оружия в мировой войне.

Автор военных мемуаров Шварте из всех артиллерийских средств немецкой армии выделил ценные для ПТО «разного рода мелкокалиберные орудия на автомобильных уста­новках. Эти истребители танков неодно­кратно приносили большую пользу; тем не менее, вопрос о противотанковых орудиях до конца войны разрешен не был».

Имевшиеся короткоствольные 37-мм пехот­ные пушки с недостаточно настильной траекто­рией тоже мало подходили для противотанко­вой обороны. С конца 1917 г. — явно под воз­действием триумфа британских танков под Камбре — в Германии началась проработка вариантов специального противотанкового орудия. В первой половине 1918-го на полиго­не в Куммресдорфе прошли испытания нескольких конструкций, в июле появились 37-мм противотанковые системы Фишера и фирмы «Рейнметалл». На передовой увеличилось количество противотанковых ружей, более развитой стала система заграждений.

Первые 37-мм пушки оказались не совсем удачны. Эймансбергер писал, что «проекту про­тивотанкового орудия… не хватает того, что можно было бы назвать «технической фантази­ей». Действительно, они по сути продолжили линию траншейных пушек: при небольших раз­мерах и массе обеспечивали бронепробиваемость, адекватную защите танков союзников.

37-мм пушка ТаК (Tankabwehrkanone) фирмы «Рейнметалл» в боевом положении весила 175 кг (на марше ее тянула одна лошадь, а на поле боя перекатывал своими силами расчет из четырех человек). Ее снаряд с дистанции 200 м пробивал броню толщиной 15 мм. Пушка Фишера 1918 г. в боевом поло­жении (без колес) весила 78 кг, могла занимать любую позицию подобно пулемету. Расчет состоял из 2-3 человек. Однако ограниченный сектор обстрела и упрощенные прицельные приспособления не позволяли успешно бороться даже с тихоходными подвижными целями. Но главное — разработки опоздали. 37-мм «рейнметаллов» к концу войны в вой­сках было около 600.

Для использования в ПТО часть минометов поставили на лафеты, допускающие настиль­ную стрельбу — такими орудиями «запирали» теснины позади позиций. В мае 1918 г. фирма «Рейнметалл» предложила использовать про­тив танков реактивный гранатомет с фугасной гранатой, но идея осталась только идеей.

В 1918 г. германцы продолжили эшелони­рование ПТО в глубину — позади передовых позиций ставили «противотанковые форты», разбросанные по местности на удалении до 1000 м от первой линии окопов, а также «тре­вожные посты» со средствами связи и сигнали­зации. Неслучайно Г. Гудериан назвал свою книгу «Achtung — Panzer!» — это памятный немецким фронтовикам тревожный сигнал «Внимание — танки!».

Шло формирование групп пехотинцев, вооруженных связками гранат, противотанковыми ружьями, пулеметами с бронебойны­ми пулями в боекомплекте, минометами – специально для борьбы с танками в районе передовых окопов. В то время инициатива не получила широкого развития, но имела про­должение в период Второй мировой войны: группы «истребителей танков» активно дей­ствовали в составе воюющих армий. Также и «форт» можно считать прототипом противо­танковых опорных пунктов — только отдален­ным, поскольку еще требовалась специ­альная противотанковая артиллерия и про­тивотанковые средства пехоты. Пока такие «форты» могли лишь задержать танковую атаку, нарушив взаимодействие машин с пехотой.

Немецкие солдаты научились адекватно реагировать на массированные атаки танков. Так, в первый день сражения у Суассона, 18 июля 1918 г. атака 223 французских танков в целом стала полной неожиданностью, но уже 19 июля германская ПТО показала неплохие результаты. Батареи сопровождения ударных пехотных дивизий выходили на передовые позиции и вели борьбу с танками в тесном взаимодействии с пехотой. 23 июля у селения Гран Розуа расчет выдвинутого вперед и замас­кированного орудия, воспользовавшись ску­ченным боевым порядком французского танко­вого взвода, преодолевавшего окоп, быстро расстрелял его с дистанции 150 м.

Генерал Людендорф записал 22 июля: «Наши предшествующие успехи против танков повели к некоторому презрению к этому оружию. Мы должны, однако, считаться теперь с более опасными танками». Один из приказов гласил: «Сообщения о танках должны проходить в первую очередь». Фамилию солда­та, подбившего танк, заносили в список героев Большого генерального штаба.

Примером удачной борьбы с танками являются бои 8 августа 1918 г. во время прорыва союзников у Амьена, хотя эти отдельные и сугубо местные успехи не могли изменить общий итог «самого черного дня германской армии» (как назвал его Людендорф).

Свидетельства собраны в книге Т. фон Бозе «Катастрофа 8 августа 1918 года». Так, пехо­тинцы 43-й резервной дивизии, уже отойдя с передовых позиций, смогли подбить несколько танков ручными гранатами на дороге из Сайти-Лоре, в овраге Брюк.

Командир батальона германского 55-го пехотного полка капитан Класс так описал бой импровизированного опорного пункта на дороге Серизи-Ламот (куда отошли подразде­ления батальона после прорыва передовых позиций): «Мы имели в наличии всего четыре станковых пулемета… В этих пулеметных гнездах мы продержались 3 часа — с 8.00 до 11.00. Продвигавшиеся вперед английские стрелки были остановлены нашим огнем. Тогда они выслали вперед танки.

Различными средствами последние были отбиты, однако несколько раз они добирались через наши пулеметные гнезда до дороги, ведя при этом огонь с обоих бортов из пулеметов и малокалиберных пушек. Тогда мы выбрались как можно скорее на скат западнее дороги… Лейтенант Пипер (адъютант 2-го батальона 55-го полка) бросил с верхнего гребня ската на крышу одного танка связку ручных гранат, оку­танный дымом танк удрал». Танк не уничтожен, но вынужден отойти – небольшой, но успех.

В журнале боевых действий 2-го батальона 373-го полка германской 225-й пехотной диви­зии описан бой, который вела группа из 63 бойцов с двумя станковыми и тремя ручными пулеметами, обосновавшаяся на скатах выемки дороги к востоку от деревни Ангар (полоса наступления 3-й канадской дивизии). На немецкие позиции вышли два британских танка: «Оба танка были обстреляны пулемет­ным огнем и ружейными гранатами. Внезапно из оврага на фланге опорного пункта появился третий танк; четвертый подошел от Ангар и также остановился в овраге севернее пози­ции. Тогда южный танк (третий) пошел через позицию и, забрасываемый ручными граната­ми и разрывными зарядами, был остановлен, а экипаж был взят в плен. При подавлении второго танка лейтенант Винер, бросившийся, выполняя приказ, на танк с подрывным заря­дом, был убит на месте».

В описании боя, произошедшего в тот день у переезда через железную дорогу у Арбоньера, упомянуто, что расчеты пулеметной школы 225-й пехотной дивизии своим огнем «вызвали в двух танках пожар, а два танка заставили повернуть обратно» (какими патро­нами вели огонь пулеметы, не указано). Кстати, на позиции 225-й дивизии накануне 8 августа 1918 г. из 59 орудий два были выдвинуты в качестве противотанковых и не должны были открывать огонь до подхода танков. В бавар­ской 14-й дивизии из 52 орудий для ПТО назначили три.

Многие немецкие артиллеристы имели хорошую выучку. Лейтенант 97-го пехотного полка рассказывал о бое 8 августа 1918 г.: «По прибытии в Мерикур лейтенант 7-й батареи 243-го полка легкой артиллерии Шрер попро­сил у меня прикрытия, так как он хотел прой­ти через деревню, чтобы подбить один танк, проходивший мимо, около 1000 м южнее. Орудие заняло позицию на южной окраине; унтер-офицер навел орудие и открыл огонь; два снаряда упали возле самого танка, тре­тий попал прямо в цель. Чудовище окуталось дымом и огнем».

Южнее Варфюзе, у балки Кирх в тот день стояли два орудия 6-й батареи германского 58-го полка легкой артиллерии, выдвинутые для ведения огня прямой наводкой. Перед ними сначала появились пехотные колонны против­ника, их обстреляли с расстояния 1300 м. Затем со стороны Балки и по направлению от селе­ния Ламот показались три танка, но все они были остановлены артиллерийским огнем. Затем от Ламота подошли еще три танка, но и они вынуждены были остановиться. Один танк зашел с левого фланга батареи и с дистанции около 60 м огнем своих пулеметов и пушек нанес большие потери орудийной прислуге. Однако и он вскоре был подбит. Появление новых танков в сопровождении пехоты и уси­лившийся огонь вынудили батарею отойти.

Лейтенант Борхард 9-й батареи 243-го полка легкой артиллерии так описал бой с танками и пехотой: «Я указал командирам орудий цели и т.д. и приказал открыть по танкам огонь. Вплотную за танками двигалась английская пехота. Всякий раз, когда мы попадали в танк, англичане рассыпались, и одно орудие батареи открывало по ним шрапнельный огонь. В горяч­ке боя мы мало думали о возможности быть пораженными английской артиллерией или авиацией, хотя, конечно, наша батарея уже несла потери. Мы наверняка подбили четыре танка, а результаты нашего огня по трем или четырем другим обстрелянным танкам не были ясно определены; они скрылись в лощину и больше не обнаруживались». Позже батарее все же пришлось отойти, чтобы не попасть в плен.

Рассказ лейтенанта Хока о бое его 8-й роты 157-го пехотного полка против наступавших частей 1-й канадской дивизии показывает, что стойкость германских солдат на отдельных участках стала неожиданностью для британцев, уверенных в поголовной танкобоязни против­ника. И задержала их возле некоторых очагов сопротивления. «Показались два танка, но за ними не было ни одного неприятельского сол­дата. Мы открыли огонь, особенно успешный по одному хорошо видимому танку, — тот остановился, в то время как другой довольно быстрым ходом свернул в сторону [на позиции роты имелось два «противотанковых» орудия — прим. автора]. Позади остановившегося танка мы обнаружили, по-видимому, вылезший из него экипаж, который довольствовался тем, что выглядывал из-за углов и делал нам знаки, что мы должны сдаться. Между тем к танку стало подходить все больше неприятельских бойцов. Перейти в атаку они, однако, не реши­лись… Наконец, внезапно по нам был открыт огонь с тыла, видимо, двумя танками, кото­рые, по всей вероятности, воспользовавшись лежавшим позади нас оврагом, обошли нас. Пулеметный и орудийный огонь затрещал по нам из этих двух танков, а также из стоявше­го впереди нас танка и из стрелковой цепи, которая там образовалась».

Командир 2-го батальона германского 152-го полка капитан Вебер так описывал бой в районе Байонвилера: «Вплотную возле меня на дорогу выехало наше зенитное орудие на автомобиле. Мы видели, как люди устанавливали свой дальномер, и мы слышали, как офи­цер с полным спокойствием отдавал распоря­жения; вскоре из одного танка показалось пламя. Овраг очень быстро покрылся дымом, причем нельзя было понять, откуда тот шел. Перед нами поднялась абсолютно непроницае­мая для глаза стена. Под ее защитой противник продолжал свою атаку; прошло немного времени, и из дыма стали выползать танки. Передние танки подошли на расстояние в 20-30 м. Дальше нельзя было держаться. Бата­льон ввиду невозможности успешно бороться против танков, растаял. Он буквально разбе­жался».

Вплоть до перемирия германцы демонстри­ровали локальные примеры довольно действенной ПТО. Так, 17 октября у Тиельта фран­цузы попытались сбить небольшой германский арьергард атакой взвода танков «Рено» FT без пехоты. Но медленно двигавшиеся танки были расстреляны с 200 м замаскированным на окраине селения орудием. 30 октября 507-й полк на «Рено» поддерживал атаку 47-й егер­ской и 153-й пехотной дивизий на позицию, занятую немцами вдоль дороги Гиз-Марль. Немецкие батареи, скрывавшиеся в перелес­ках, открыли огонь прямой наводкой по пехоте, отсекая ее от танков. Машины не получили повреждений, но были вынуждены вернуться. В результате французская атака окончилась ничем. Однако эффективность борьбы артиллерии с танками резко снижалась, когда танко­вое наступление развивалось под прикрытием естественного или искусственного тумана и в сопровождении стрелков и пулеметчиков, при­водивших к молчанию выдвинутые вперед про­тивотанковые орудия.

Явно сказывался недостаток инженерных заграждений. Примерами тому Камбре, Суассон, прорыв у Амьена 8 августа. Для большин­ства заграждений требовалось немало времени и материалов: германские саперы кроме рвов готовили надолбы из рельсов, вкопанных под наклоном 45° в сторону противника на рас­стоянии 1,5-2 м друг от друга. Иногда несколь­ко рельсов скрепляли болтами, протягивали между ними проволоку. Использовали нагро­мождения бревен, повозки с камнями, «стены» из пней, залитые бетоном. Улицы перегоражи­вали бетонными пирамидами, располагая их в шахматном порядке и усиливая рельсами. Случалось, что легкие танки просто обходили препятствия. Зато тяжелые танки эффективно задерживались баррикадами на улицах и зава­лами на лесных просеках. Осенью 1918 г. у Сент-Этьена шоссе и железная дорога были перекрыты широким барьером из железобе­тонных столбов высотой 2,5-3 м и с основани­ем примерно 2×2 м, соединенных прочным стальным тросом, на который даже подали напряжение. Препятствие более затратное, чем полезное.

В качестве противотанковых мин использо­вали фугасные артиллерийские снаряды и бое­припасы для тяжелых минометов, снабжая их нажимным взрывателем мгновенного дей­ствия. Снаряды зарывались вертикально или с наклоном в сторону противника, накрывались нажимной планкой, замаскированной дерном. Поскольку считалось необходимым совершен­но разрушить танк — а, значит, требовалось мощное фугасное действие — предпочитали 24-и 30-см снаряды. Но минные заграждения зачастую были слишком разрежены, и сила фугасов оказывалась бесполезной. Вот что рассказывал о бое 8 августа 1918 г. южнее Соммы лейтенант Кнапс, командир роты немец­кого 97-го пехотного полка: «Мой предше­ственник при передаче участка сказал мне, что они в последнее время слышали шум тан­ковых моторов. Поэтому я тотчас же прика­зал саперам поставить две противотанковые мины на полевой дороге в 50 м впереди пуле­метного взвода, а также на полевой дороге южнее хутора Гайи… Рано утром 8 августа… начался страшный ураганный огонь… Мимо пулеметного взвода прошел большой танк который подошел с полевой дороги, не задев, к нашему несчастью, противотанковых мин».

Недостаток пытались компенсировать, соединяя мины наложенными сверху попереч­ными брусками и дощечками так, чтобы танк обязательно нажал на брусок, а через него — на взрыватели одной-двух мин. С помощью артил­лерийских снарядов минировали и проволоч­ные заграждения («затаптывание» которых было одной из задач танков), используя взры­ватель с выдергиваемой чекой. Применяли и мощные фугасы, вмещавшие до 50 кг бризант­ной взрывчатки. Опыт вскоре показал, что такие заряды излишни, поскольку для обездви­живания танка достаточно перебить гусеницу и разрушить пару катков, для чего хватало и килограммового заряда. К тому же большие ямы под фугасы требовали времени и демаски­ровали минное поле — на аэрофотоснимках такие поля проявлялись в виде рядов точек.

Придумали переносные быстро маскируе­мые противотанковые мины в виде плоских деревянных коробок размером примерно 250x205x50 мм, снаряжавшиеся стандартными шашками взрывчатого вещества (ВВ) и снабжавшиеся рукоятками для переноски, взрывателями нажимного действия или с чекой. На мины наносился камуфляж, что должно было затруднить обнаружение при открытой уста­новке на грунт. 25-26 октября 1918 г. близ Виллер-ле-Сен шесть «Рено» подорвались на тщательно замаскированном «свежем» мин­ном поле. 30 октября в том же районе один «Рено» был выведен из строя переносной миной, уложенной в высокой траве. О дей­ственности минных полей свидетельствуют британские опыты по созданию танка-траль­щика в конце войны.

В 1918 г. появились специальные противо­танковые средства — пушки, мины, ПТР, крупно­калиберные пулеметы. Система ПТО была неплохо продумана теоретически, однако объ­единение различных ее мероприятий и средств происходило быстрее на бумаге, чем на практи­ке. К тому же германской ПТО была присуща некоторая пассивность — немцы реагировали на события, но не пытались их предвидеть.

Выработанная схема годилась для заблаго­временно занятой обороны. В наступлении она не работала. Об этом свидетельствуют эпизоды весеннего наступления 1918 г.: беспомощность наступающих немецких частей против контр­атаки семи британских Мк.А «Уиппет» восточ­нее Каши 24 апреля 1918 г. (их действия про­тив двух батальонов пехоты англичане описали как «побоище») и против французских «Рено» FT у леса Рец (близ Виллер-Котере) в мае – июне.

Бои у леса Рец, где впервые вступили в бой танки «Рено» FT, примечательны двумя эпизо­дами. 31 мая в лощине Шазель состоялась дуэль между танком и противотанковой систе­мой: на опушке леса «Рено» французской 304-й легкотанковой роты попали под огонь замаскированной 77-мм пушки. Но первые снаряды легли перед танками передового взво­да. Командир взвода выстрелил в сторону пушки, отошел за кустарник и завязал дуэль, чтобы остальные танки, двигаясь зигзагами, ушли вперед. Недостаточные скорострельность и угол обстрела не позволили германскому расчету быстро перенести огонь — только у одного танка «хвост» был поврежден осколками. Когда подошла группа марокканских стрел­ков, танкисты указали на противника: немец­кая пушка, спешно выдвинутая вперед, не имела пехотного прикрытия. Расчет был уни­чтожен, пушка добита танками.

3 июня взвод 307-й роты на «Рено» FT пошел в контратаку на Фавероль против частей наступавшей немецкой 28-й резервной диви­зии. Два танка почти сразу были остановлены минометным огнем, три продолжали двигаться. Два «Рено», прорвавшиеся вглубь германских позиций, попали в окружение. Против них бро­сили все имеющиеся подразделения пехотного полка и два батальона дивизионного резерва. Только объединенными усилиями пяти баталь­онов удалось вывести танки из строя и взять в плен их экипажи.

Немецкое весеннее наступление 1918 г. показало неготовность Антанты к борьбе с гер­манскими танками. Видимо, успокоенные своим первенством англичане и французы почти не занимались проблемами ПТО. Крайне немногочисленные германские танки успевали продвинуться весьма глубоко, прежде чем на них реагировала артиллерия союзников. Пехота же оказалась совершенно беспомощ­ной, хотя британским солдатам предписыва­лось использовать против танков ружейные гранаты. Во Франции к концу войны в рамках формирования траншейной артиллерии созда­ли и противотанковую артиллерию (D.C.T.) в составе нескольких отдельных батарей, но по окончании войны ее ликвидировали.

Борьбу с бронесилами приходилось вести и на русско-германском фронте. Он был более растянутым, менее плотно «населен» огневыми средствами, оставлял для действий бронеавтомобилей больше места, чем на западе. Поэтому на протяжении всей миро­вой войны русская армия применяла броне­вики намного активнее своих союзников и противников. Причем применяла, прежде всего, как боевое средство. «Боевые выезды» имели лишь местное тактическое значение, но заставляли противника отчаянно обороняться — стрелять бронебойными пулями, из полевых орудий, устраивать завалы и барри­кады на дорогах.

Опыт борьбы с танками на западном фронте и с бронеавтомобилями на восточном пригодился германским фронтовикам уже дома — во время революционных уличных боев 1919 г. Немецкий писатель К. Грюнберг так описал столкновение повстанцев с тяжелым бронеавтомобилем Фрайкора в рассказе «Броневик «Анна-Мария»: «Лотта вспомнила: Альфред рассказывал ей, как однажды в далекой России… они преградили путь вражескому броневику: «Понимаешь, эти махины можно остановить, навалив наискось улицы деревья». Неужели она произнесла эти слова вслух? Окружающие вдруг закричали, чтобы тащили топоры и пилы». И броневик в рассказе действительно остановлен и захвачен.

О роли различных средств в системе ПТО можно судить по распределению потерь фран­цузских танков в период с 18 июля по 11 ноября 1918 г., т.е. в последние четыре месяца войны, когда танки применялись в большом количестве и часто, и различные средства обо­роны у немцев были в наличии. От артиллерий­ского огня — 301 танк «Шнейдер» и «Сен-Шамон», 356 «Рено» FT; от противотанковых мин — 3 «шнейдера», 13 «Рено» FT; от оружия пехоты — 3 «шнейдера», 1 «Рено» FT; по неизвестным причинам — 1 «Шнейдер», 70 «Рено» FT. В ходе Первой мировой войны танки союзников понесли до 98% боевых потерь от огня артиллерии (речь идет именно о боевых потерях, без учета потерь из-за технических неисправностей). Инженерные же боеприпа­сы, противотанковые средства ближнего боя были еще слишком «сырыми».

К опыту противотанковой обороны 1916-1918 гг. в Германии подошли очень вниматель­но. Далеко не все согласились с утверждением Людендорфа, что «наилучшим оружием против танков были нервы, дисциплина и бесстра­шие». В частности, фирма «Рейнметалл» в 1928 г. разработала 37-мм противотанковую пушку ТаК 28. Для своего времени она оказа­лась наиболее современным и перспективным образцом и стала основой не только герман­ской пушки РаК 35/36, но и советских 37-мм противотанковой пушки обр. 1931 г. и 45-мм обр. 1932 г., и японской 37-мм Тип 97, и амери­канской 37-мм М3.

(С. Федосеев, «Броня»)