Противотанковая оборона в Русской Императорской армии

Бронеавтомобиль Путиловского завода на шасси "Гарфорд", вооруженный 76,2-мм противоштурмовой пушкой обр. 1910 г.
Бронеавтомобиль Путиловского завода на шасси «Гарфорд», вооруженный 76,2-мм противоштурмовой пушкой обр. 1910 г.

В классическом немом фильме «Обломок Империи» солдат Первой мировой войны полу­чает «Георгия» за подбитый немецкий танк (его роль исполнил «Рено» FT). Конечно же, это вымысел. На российско-германском фронте танки так и не появились. Даже наладив собственное производство, немцы не спешили применить «штурмпанцервагены» против русских. Но отечественные стратеги были уверены: Германия рано или поздно двинет бро­нированных монстров на восток.

Организацией противотанковой обороны (ПТО) российское командование озаботилось после первых же сообщений о действиях британских танков. Без сомнения, Германия имела силы, чтобы в скорости приступить к выпуску похожего вооружения (возможности немецкого танкостроения даже несколько переоценили). Был у русских и опыт «общения» с германскими бронемашинами — с немногочисленными полубронированными автомобилями в Восточной Пруссии в 1914 г., с тяжелыми броневиками в Румынии в 1916-м.

Основные приемы борьбы с бронеавтомо­билями вырабатывались в течение первых двух лет войны. Меры противодействия делились на пассивные и активные. Среди первых: различ­ного типа заграждения, разрушение путей дви­жения (если в них не нуждались собственные войска). Для прикрытия заграждений исполь­зовались пулеметы и полевая артиллерия.

Пулеметный и орудийный огонь, ясное дело, относился и к активным мерам. Также предпи­сывались «неожиданные, с самого близкого расстояния нападения пехотных засад c целью захвата… или опрокидывания» бронирован­ных машин. Для опрокидывания броневиков предлагалось вооружать пехотинцев толстыми жердями — слегами (для начальной стадии раз­работки проблемы ПТО идея не столь уж курь­езная), для разрушения — подрывными заряда­ми. Пехота могла применять бронебойные вин­товочные пули и ручные гранаты.

Что касается собственных бронесил, то «Инструкция для боевого применения бронированных автомобилей», утвержденная Приказом Верховного Главнокомандующего 11 февраля 1915 г., указывала: «При встрече с бронеавтомобилями противника следует воз­можно скорее выдвинуть вперед, ближе к ним, свой бронеавтомобиль, вооруженный пушкой, для уничтожения бронеавтомобилей неприя­теля. Отсутствие пушечных бронеавтомоби­лей не должно служить основанием к отходу в этом случае наших пулеметных бронеавтомо­билей; наоборот, последние должны стре­миться всеми мерами, если не совершенно уни­чтожить своего противника, то заставить его отказаться от безнаказанного поражения наших войск». Такая тактика могла пригодиться и в борьбе с танками.

Данные разведки о германских танковых разработках ускорили появление методов про­тиводействия. 1 декабря 1916 г. Инженерный комитет Главного военно-технического управ­ления констатировал, что «лучшими средства­ми для борьбы с подобными автомобилями (танки относили к «тяжелым бронеавтомоби­лям») могут служить главным образом артиллерийский огонь и фугасы». В качестве возможных средств борьбы указыва­лись удлиненные заряды системы унтер-офи­цера Семенова, первоначально предназначав­шиеся для подрыва заграждений, большие рвы треугольного профиля, управляемые наземные мины.

Вскоре русская Ставка получила информа­цию о постройке в Германии двух типов танков — тяжелого и легкого. В Приказе командующе­го войсками Юго-Западного фронта генерала А.А. Брусилова № 0234 от 8 января 1917 г. ука­зывалось:

«Есть сведения на то, что германцы уже построили два типа «тэнк»: один низкий, вооруженный пулеметами, другой большого типа, размером железнодорожного вагона… с пулеметами и приспособлением для выпуска ядовитых газов [в действительности немцы построили деревянный макет тяжелого танка A7V, а опытный легкий танк появится только через год]… Приказываю предупредить всех без исключения нижних чинов о возможности появления неприятель­ских «тэнков» и объяснить доступным им языком их устройство, дабы выход этих чудовищ современной техники не мог бы быть для войск неожиданным… Главное сред­ство борьбы – это артиллерийский огонь. На каждом боевом участке надлежит теперь же разработать подробные соображения по организации надлежащей встречи «тэнков»… Необходимо сосредоточенный огонь по «тэнку» направлять с возможно большего фронта… Шрапнельный огонь необходим по сопровождающей «тэнк» пехоте, которая будет стремиться воспользоваться «тэнком» как подвижным фортом… Приобретает особое значение организация связи войсковой разведки и передовых окопов с наблюдательными артиллерийскими пунк­тами… Пехота выдержанная, стойкая, удер­живающая окопы в своих руках и пропустив­шая «тэнки», неминуемо приобретает их как славный и заслуженный трофей своего мужества».

Приказ № 0239 от 15 января предписывал бороться с бронетанковой техникой посред­ством фугасов; их рекомендовалось устанавли­вать на путях вероятного движения танков, впе­реди или внутри проволочных заграждений. Содержание взрывчатого вещества — не менее 20 фунтов (8,19 кг). Подрыв дистанционный или автоматический — с помощью чувствитель­ных замыкателей конструкции Бродского (нажимные замыкатели для использования с взрывателями шрапнельных фугасов).

При крайне скудных, более опирающихся на слухи, данных о возможных параметрах гер­манских танков, основные выводы об органи­зации противотанковой обороны оказались верны. Заметим, что в русской армии их сдела­ли практически в то же время, что и в герман­ской, уже встречавшейся с «тэнками» (слово «танки» окончательно утвердилось в русском языке во время Гражданской войны, когда эти машины вышли на поля сражений).

В русской армии нашли применение броне­бойные винтовочные пули: заявку на них Главное артиллерийское управление (ГАУ) выдало в мае 1915 г. Всего было заказано более 36 млн. пуль системы штабс-капитана Кутового (со стальным сердечником) «для стрельбы по бронеавтомобилям и стрелковым щитам». 17 сентября 1915 г. в отдел изобрете­ний Центрального военно-промышленного комитета (ЦВПК) поступило предложение поручика Е. Лалетина: он счел целесообраз­ным использовать против бронеавтомобилей «наши крепостные ружья… сила их была рас­считана так, чтобы пробивать туры с землей».

В самом деле, 20,32-мм нарезные ружья Т.Ф. Гана (образца 1876 г.), предназначавшиеся для противодействия осадным работам противни­ка, имели в боекомплекте пули с твердым сер­дечником (нетрудно увидеть прообраз проти­вотанкового ружья, предложенный задолго до того, как в Германии взялись за конструирова­ние первого специального ПТР). Однако отдел изобретений ЦВПК вынужден был констатировать, что «старых крепостных ружей уже в цейхгаузах не имеется».

Стоит упомянуть сформулированную в конце 1914 г. идею офицера постоянного состава Военной автомобильной школы штабс-капитана В.А. Мгеброва: фугасные шомпольные ружейные гранаты его системы применить против броневи­ков. Мгебров считался ведущим специалистом по бронеавтомобилям, но опытов со стрельбой хотя бы по макетам или бронещитам провести не удалось, да и вряд ли граната с очень крутой навесной траекторией стрельбы и разрывным зарядом всего в 72,5 г могла оказаться эффек­тивным средством борьбы с бронемашинами. Тем не менее, это — едва ли не первый в истории прототип «противотанкового оружия пехоты».

В марте 1917 г. по инициативе штаба 7-й армии Юго-Западного фронта, отдельной брошюрой были выпущены «Указания по борьбе с танками». Против них предлагалось использо­вать «кинжальные взводы», которые должны были внезапно открывать огонь с малых даль­ностей. Состав предлагалось выделять от лег­ких полевых батарей (3-дюймовые, т.е. 76,2-мм полееые пушки).

Также предполагали использовать скоро­стрельные пушки, 57-, 47- и 40-мм («Виккерс»), имевшие в боекомплекте броне­бойные снаряды, и 37-мм траншейные пушки: обр. 1915 г. системы М.Ф. Розенберга (выпус­кались в России) и поставлявшиеся из США автоматические Мак-Клена (McClean, в русских источниках — Маклен, Маклин). Позиции уси­ливали линии фугасов (заряд довели до 40 фунтов) — их устанавливали в два ряда и в шахматном порядке. Оборону также дополня­ли легкие мины, противотанковые рвы, ручные гранаты пехотинцев.

Следует отметить предложение использо­вать подвижные мины, подтягиваемые из пере­довых окопов на пути движения танков. Начальник инженеров Юго-Западного фронта в дополнениях к Приказу N20234 добавил ко всему «малые фугасы», плоские «самовзрыв­ные» мины Ревенского, а также предложил минировать противотанковые рвы.

37-мм батальонная пушка обр. 1915 г.
37-мм батальонная пушка обр. 1915 г.

37-мм траншейные пушки, достаточно ком­пактные для размещения в передовых окопах и перекатывания (переноски) на поле боя, с рас­четами из 3-4 человек и возможностью стрель­бы бронебойной гранатой, были более других пригодны для противотанковой обороны. В отличие от морской 47-мм пушки Гочкиса или старой 57-мм береговой и капонирной пушки Норденфельда — для применения в траншеях эти системы оказались слишком тяжелы (47-мм пушка «Гочкис» с установкой весила более тонны) и громоздки.

Относительно гранат стоит сказать, что наи­более распространенная ручная граната обр. 1914 г. содержала около 400 г боевого заряда, но против танка была слаба. Имелась, правда в незначительных количествах, тяжелая ручная граната Новицкого (с зарядом в 1650 г) для раз­рушения препятствий. К тому же, время замед­ления 12-14 с не давало надежды на своевре­менный взрыв под движущимся объектом.

А какие предлагались мины? Пожалуй, самой оригинальной, для своего времени, и перспективной была конструкция Ревенского. Мина собиралась в треугольном корпусе и вме­щала 4 кг взрывчатого вещества (ВВ), для пере­носки имелась ручка. Механизм взрывателя срабатывал при нажиме на любой из углов тре­угольной крышки, т.е. при движении танка в любом направлении.

Разработка Драгомирова — мина (фугас) с цилиндрическим железным корпусом и «авто­матическим механизмом взрывания» нажимно­го действия. В отличие от мины Ревенского, содержала до 24-32 кг взрывчатки, была дорогой и крупногабаритной. Предполагалось, что мина Драгомирова будет устанавливаться с заглублением в землю и с маскировкой. Напротив, мина Саляева предназначалась для открытой постановки, при необходимости ее можно было быстро перенести на новое место, вес ограничивался 8 кг.

Такая разница в массах мин и зарядов объ­ясняется неопределенностью задачи: то ли вывести танк из строя, лишив его подвижности, то ли полностью уничтожить. Проблема выбора между относительно легкой противотанковой миной и тяжелым «противотанковым фугасом» возникала еще не раз.

Не были новинкой и «самодвижущиеся мины», тема разрабатывалась давно. «Удлиненный заряд» (автор — унтер-офицер Семенов) был опробован в действующей армии, в 27-м и Сводном корпусах. Заряд пода­вался к препятствию на салазках с помощью блока, закрепленного на опоре проволочной сети. Надо упомянуть, что и на других участках фронта испытывались свои «самодвижущиеся мины» для проделывания проходов в заграж­дениях: подвижная мина Сидельникова, «мина-крокодил» полковника Толкушина, «ползучая мина» Дорошина… Планы использовать их для борьбы с танками предвосхитили идею «под­вижных противотанковых мин».

Существовали и по-настоящему самодвижу­щиеся мины. В подтверждение — ответ Инженерного комитета ГБТУ на послание Г.А. Безсонова от 16 апреля 1917 г., содержавшее проект «прибора для борьбы с тэнками» в виде самоходной колесной мины (к слову, рассчи­танной безграмотно). Резолюция ИК ГВТУ от 1 мая гласила: «У нас имеется уже несколько управляемых самодвижущихся мин, которые выдержали испытания».

Интересную заявку подал в Г8ТУ 17 января 1917 г. прапорщик Э. Назариан: самодвижу­щаяся мина имела гусеничный ход, корпус, «напоминающий по своим очертаниям англий­ские tanks», двигатель внутреннего сгорания или на сжатом воздухе, заряд в 50 пудов (800 кг) ВВ и дистанционный взрыватель. Проект был отклонен, как и рассмотренное 26 января предложение техника Н. Алексеева — мина «Гидра» с электродвигателем и электрозапа­лом. В мае пришло сообщение из Франции о фронтовых испытаниях «подвижной мины лей­тенанта Маттэй». Все эти мины предназнача­лись для подрыва проволочных заграждений, но могли стать и средствами против танков.

В марте 1917 г. начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генерал-адьютант М.В. Алексеев утвердил проект «Наставления для борьбы с неприятельскими сухопутными броненосцами». К противотанко­вому вооружению были добавлены огнеметы – в то время уже формировались огнеметные команды при пехотных полках, отдельные бата­реи траншейных огнеметов. Прописывалось применение бронебойнык пуль стрелками и пулеметчиками. Возможно, пригодился вражеский, германский, опыт. В частности — опыт формирования и применения противотанко­вых групп со специальным оснащением.

В проекте наставления также рекомендова­лось заблаговременно перегруппировывать на танкоопасные направления подвижные части – конницу с артиллерией, бронечасти, самокат­чиков – то есть создавать мобильный противо­танковый резерв.

Теорией стрельбы по танкам занимался выдающийся русский ученый-артиллерист В.Ф. Кирей. В опубликованной в 1917 г. книге «Артиллерия обороны» он предположил: «Вероятно, борьба артиллерии с танками выльется в стрельбу прямой наводкой». Очевидный, казалось бы, вывод еще таковым не был на момент выхода книги. Даже рассмат­ривался вопрос о включении в борьбу с танка­ми не только выделенных орудий, но всей артиллерии оборонительной полосы.

В изданном в 1917 г. «Наставлении для борь­бы за укрепленные полосы» говорилось, что во время атаки противобатарейная артиллерийская группа должна особенно внимательно выслеживать «автомобильные батареи и сухопутные бро­неносцы (танки), появляющиеся около окопов, и немедленно их уничтожать». Описывая действия артиллерии при обороне укрепленной полосы, «Наставление» указывало, что пехота противни­ка «может пойти в атаку под прикрытием тан­ков», и что приближение танков к окопам «долж­но автоматически вызывать заградительный огонь гранатами». Считалось, что пока танки будут находиться в зоне заградительного огня, они будут являться главными целями. Поэтому предлагалось вести сосредоточенный огонь, а с подходом к окопам — перенести заградительный огонь с танков на следующую за ними пехоту.

37-мм батальонная пушка обр. 1915 г., спроекти­рована членом Артиллерийского комитета пол­ковником М.Ф. Розенбергом. Точность стрельбы, способность пробивать бронированные щиты ору­дий и пулеметов, простота обслуживания, лег­кость перевозки и переноски — все это позволило использовать траншейную пушку как противотан­ковую.

Вполне верным был вывод, что на участках фронта, где могут появиться танки (термин «танкоопасное направление» появится позже), весьма желательно иметь малокали­берные скорострельные пушки с бронебойны­ми снарядами, которые при малых дальностях стрельбы «могут успешно действовать против сухопутного броненосца». Коррективы внес полевой генерал-инспектор артиллерии Великий князь Сергей Михайлович: примене­ние против танков легких горных пушек затруднялось преимущественным сосредо­точением этих систем на Кавказском фронте, а использование траншейных орудий — их незначительным количеством.

3-дюймовая полевая пушка обр. 1902 г.ойны XX века"
3-дюймовая полевая пушка обр. 1902 г.

В самом деле, к началу 1917 г. от россий­ских заводов получили всего 137 пушек Розенберга, а из Соединенных Штатов — 218 пушек Мак-Клена. Поэтому основная тяжесть борьбы с танками должна была лечь на 3-дюй­мовые полевые пушки. Схожая ситуация сло­жилась в Германии: для борьбы с танками при­способили 77-мм полевые пушки и другие системы, специализированные появились в первой половине 1918 г. — на полигоне в Куммерсдорфе состоялись испытания несколь­ких конструкций.

Русская 76,2-мм полевая пушка образца 1902 г. зарекомендовала себя высокоэффективным средством уничтожения открытых целей. В начале 1916 г. был преодолен «сна­рядный голод», почти два года мучивший поле­вую артиллерию. Основным боеприпасом стала фугасная граната. Так что, при тихоходности и уязвимости боевых машин того времени знаме­нитая «трехдюймовка» могла послужить и в противотанковой артиллерии (что и состоя­лось позже — в ходе Гражданской войны).

«Наставление для борьбы за укрепленные полосы» рекомендовало при «маневрировании танка вдоль фронта» или при его прорыве через позиции пехоты быстро выдвигать впе­ред отдельные орудия и «стараться подбить танк прямой наводкой». Считалось, что пушка, будучи меньше, чем танк по размеру, может успешно противостоять ему. И успеет подбить танк раньше, чем тот попытается поразить ее или ее расчет. Дабы обеспечить своевремен­ность выдвижения, предлагалось заранее распределить «районы наблюдения» между отдельными артиллерийскими частями и подразделениями и внести их действия при воз­можном появлении танков противника в общий план действий артиллерии.

Таким образом, специалисты Русской Императорской армии, опираясь преимуще­ственно на иностранный опыт и некоторые общие теоретические положения, выработали адекватную и действенную «противотанковую тактику», соответствующую как условиям войны, так и наличным возможностям войск. Причем сделали это за год до того, как крайне немногочисленные германские танки привели в замешательство британские и французские части на западном фронте.

Следует подчеркнуть, что еще в середине февраля 1917 г. русское командование сообщило союзникам вместе с «тревожными сведениями» о планах строительства танков в Германии и свои соображения о возможных мерах противодействия: «Оборона против танков — наиболее эффективен наблюдаемый прицельный огонь на больших дальностях бро­небойными снарядами. Также применимы кон­центрация артиллерийского огня вдоль дорог, интенсивный пулеметный огонь и глубокие ямы». Отечественные стратеги и теоретики оказались предусмотрительнее всех.

Выкладки экспертов пригодились и на Родине, но уже другой армии и в другом конфликте, когда русские пошли против русских. Принципы ПТО, выработанные в годы «импе­риалистической» войны, включили в первое наставление Красной армии по борьбе с танка­ми, изданное Реввоенсоветом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики в 1918 г.

(С. Федосеев)

Оцените статью
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Поделиться с друзьями