В классическом немом фильме «Обломок Империи» солдат Первой мировой войны получает «Георгия» за подбитый немецкий танк (его роль исполнил «Рено» FT). Конечно же, это вымысел. На российско-германском фронте танки так и не появились. Даже наладив собственное производство, немцы не спешили применить «штурмпанцервагены» против русских. Но отечественные стратеги были уверены: Германия рано или поздно двинет бронированных монстров на восток.
Организацией противотанковой обороны (ПТО) российское командование озаботилось после первых же сообщений о действиях британских танков. Без сомнения, Германия имела силы, чтобы в скорости приступить к выпуску похожего вооружения (возможности немецкого танкостроения даже несколько переоценили). Был у русских и опыт «общения» с германскими бронемашинами — с немногочисленными полубронированными автомобилями в Восточной Пруссии в 1914 г., с тяжелыми броневиками в Румынии в 1916-м.
Основные приемы борьбы с бронеавтомобилями вырабатывались в течение первых двух лет войны. Меры противодействия делились на пассивные и активные. Среди первых: различного типа заграждения, разрушение путей движения (если в них не нуждались собственные войска). Для прикрытия заграждений использовались пулеметы и полевая артиллерия.
Пулеметный и орудийный огонь, ясное дело, относился и к активным мерам. Также предписывались «неожиданные, с самого близкого расстояния нападения пехотных засад c целью захвата… или опрокидывания» бронированных машин. Для опрокидывания броневиков предлагалось вооружать пехотинцев толстыми жердями — слегами (для начальной стадии разработки проблемы ПТО идея не столь уж курьезная), для разрушения — подрывными зарядами. Пехота могла применять бронебойные винтовочные пули и ручные гранаты.
Что касается собственных бронесил, то «Инструкция для боевого применения бронированных автомобилей», утвержденная Приказом Верховного Главнокомандующего 11 февраля 1915 г., указывала: «При встрече с бронеавтомобилями противника следует возможно скорее выдвинуть вперед, ближе к ним, свой бронеавтомобиль, вооруженный пушкой, для уничтожения бронеавтомобилей неприятеля. Отсутствие пушечных бронеавтомобилей не должно служить основанием к отходу в этом случае наших пулеметных бронеавтомобилей; наоборот, последние должны стремиться всеми мерами, если не совершенно уничтожить своего противника, то заставить его отказаться от безнаказанного поражения наших войск». Такая тактика могла пригодиться и в борьбе с танками.
Данные разведки о германских танковых разработках ускорили появление методов противодействия. 1 декабря 1916 г. Инженерный комитет Главного военно-технического управления констатировал, что «лучшими средствами для борьбы с подобными автомобилями (танки относили к «тяжелым бронеавтомобилям») могут служить главным образом артиллерийский огонь и фугасы». В качестве возможных средств борьбы указывались удлиненные заряды системы унтер-офицера Семенова, первоначально предназначавшиеся для подрыва заграждений, большие рвы треугольного профиля, управляемые наземные мины.
Вскоре русская Ставка получила информацию о постройке в Германии двух типов танков — тяжелого и легкого. В Приказе командующего войсками Юго-Западного фронта генерала А.А. Брусилова № 0234 от 8 января 1917 г. указывалось:
«Есть сведения на то, что германцы уже построили два типа «тэнк»: один низкий, вооруженный пулеметами, другой большого типа, размером железнодорожного вагона… с пулеметами и приспособлением для выпуска ядовитых газов [в действительности немцы построили деревянный макет тяжелого танка A7V, а опытный легкий танк появится только через год]… Приказываю предупредить всех без исключения нижних чинов о возможности появления неприятельских «тэнков» и объяснить доступным им языком их устройство, дабы выход этих чудовищ современной техники не мог бы быть для войск неожиданным… Главное средство борьбы – это артиллерийский огонь. На каждом боевом участке надлежит теперь же разработать подробные соображения по организации надлежащей встречи «тэнков»… Необходимо сосредоточенный огонь по «тэнку» направлять с возможно большего фронта… Шрапнельный огонь необходим по сопровождающей «тэнк» пехоте, которая будет стремиться воспользоваться «тэнком» как подвижным фортом… Приобретает особое значение организация связи войсковой разведки и передовых окопов с наблюдательными артиллерийскими пунктами… Пехота выдержанная, стойкая, удерживающая окопы в своих руках и пропустившая «тэнки», неминуемо приобретает их как славный и заслуженный трофей своего мужества».
Приказ № 0239 от 15 января предписывал бороться с бронетанковой техникой посредством фугасов; их рекомендовалось устанавливать на путях вероятного движения танков, впереди или внутри проволочных заграждений. Содержание взрывчатого вещества — не менее 20 фунтов (8,19 кг). Подрыв дистанционный или автоматический — с помощью чувствительных замыкателей конструкции Бродского (нажимные замыкатели для использования с взрывателями шрапнельных фугасов).
При крайне скудных, более опирающихся на слухи, данных о возможных параметрах германских танков, основные выводы об организации противотанковой обороны оказались верны. Заметим, что в русской армии их сделали практически в то же время, что и в германской, уже встречавшейся с «тэнками» (слово «танки» окончательно утвердилось в русском языке во время Гражданской войны, когда эти машины вышли на поля сражений).
В русской армии нашли применение бронебойные винтовочные пули: заявку на них Главное артиллерийское управление (ГАУ) выдало в мае 1915 г. Всего было заказано более 36 млн. пуль системы штабс-капитана Кутового (со стальным сердечником) «для стрельбы по бронеавтомобилям и стрелковым щитам». 17 сентября 1915 г. в отдел изобретений Центрального военно-промышленного комитета (ЦВПК) поступило предложение поручика Е. Лалетина: он счел целесообразным использовать против бронеавтомобилей «наши крепостные ружья… сила их была рассчитана так, чтобы пробивать туры с землей».
В самом деле, 20,32-мм нарезные ружья Т.Ф. Гана (образца 1876 г.), предназначавшиеся для противодействия осадным работам противника, имели в боекомплекте пули с твердым сердечником (нетрудно увидеть прообраз противотанкового ружья, предложенный задолго до того, как в Германии взялись за конструирование первого специального ПТР). Однако отдел изобретений ЦВПК вынужден был констатировать, что «старых крепостных ружей уже в цейхгаузах не имеется».
Стоит упомянуть сформулированную в конце 1914 г. идею офицера постоянного состава Военной автомобильной школы штабс-капитана В.А. Мгеброва: фугасные шомпольные ружейные гранаты его системы применить против броневиков. Мгебров считался ведущим специалистом по бронеавтомобилям, но опытов со стрельбой хотя бы по макетам или бронещитам провести не удалось, да и вряд ли граната с очень крутой навесной траекторией стрельбы и разрывным зарядом всего в 72,5 г могла оказаться эффективным средством борьбы с бронемашинами. Тем не менее, это — едва ли не первый в истории прототип «противотанкового оружия пехоты».
В марте 1917 г. по инициативе штаба 7-й армии Юго-Западного фронта, отдельной брошюрой были выпущены «Указания по борьбе с танками». Против них предлагалось использовать «кинжальные взводы», которые должны были внезапно открывать огонь с малых дальностей. Состав предлагалось выделять от легких полевых батарей (3-дюймовые, т.е. 76,2-мм полееые пушки).
Также предполагали использовать скорострельные пушки, 57-, 47- и 40-мм («Виккерс»), имевшие в боекомплекте бронебойные снаряды, и 37-мм траншейные пушки: обр. 1915 г. системы М.Ф. Розенберга (выпускались в России) и поставлявшиеся из США автоматические Мак-Клена (McClean, в русских источниках — Маклен, Маклин). Позиции усиливали линии фугасов (заряд довели до 40 фунтов) — их устанавливали в два ряда и в шахматном порядке. Оборону также дополняли легкие мины, противотанковые рвы, ручные гранаты пехотинцев.
Следует отметить предложение использовать подвижные мины, подтягиваемые из передовых окопов на пути движения танков. Начальник инженеров Юго-Западного фронта в дополнениях к Приказу N20234 добавил ко всему «малые фугасы», плоские «самовзрывные» мины Ревенского, а также предложил минировать противотанковые рвы.
37-мм траншейные пушки, достаточно компактные для размещения в передовых окопах и перекатывания (переноски) на поле боя, с расчетами из 3-4 человек и возможностью стрельбы бронебойной гранатой, были более других пригодны для противотанковой обороны. В отличие от морской 47-мм пушки Гочкиса или старой 57-мм береговой и капонирной пушки Норденфельда — для применения в траншеях эти системы оказались слишком тяжелы (47-мм пушка «Гочкис» с установкой весила более тонны) и громоздки.
Относительно гранат стоит сказать, что наиболее распространенная ручная граната обр. 1914 г. содержала около 400 г боевого заряда, но против танка была слаба. Имелась, правда в незначительных количествах, тяжелая ручная граната Новицкого (с зарядом в 1650 г) для разрушения препятствий. К тому же, время замедления 12-14 с не давало надежды на своевременный взрыв под движущимся объектом.
А какие предлагались мины? Пожалуй, самой оригинальной, для своего времени, и перспективной была конструкция Ревенского. Мина собиралась в треугольном корпусе и вмещала 4 кг взрывчатого вещества (ВВ), для переноски имелась ручка. Механизм взрывателя срабатывал при нажиме на любой из углов треугольной крышки, т.е. при движении танка в любом направлении.
Разработка Драгомирова — мина (фугас) с цилиндрическим железным корпусом и «автоматическим механизмом взрывания» нажимного действия. В отличие от мины Ревенского, содержала до 24-32 кг взрывчатки, была дорогой и крупногабаритной. Предполагалось, что мина Драгомирова будет устанавливаться с заглублением в землю и с маскировкой. Напротив, мина Саляева предназначалась для открытой постановки, при необходимости ее можно было быстро перенести на новое место, вес ограничивался 8 кг.
Такая разница в массах мин и зарядов объясняется неопределенностью задачи: то ли вывести танк из строя, лишив его подвижности, то ли полностью уничтожить. Проблема выбора между относительно легкой противотанковой миной и тяжелым «противотанковым фугасом» возникала еще не раз.
Не были новинкой и «самодвижущиеся мины», тема разрабатывалась давно. «Удлиненный заряд» (автор — унтер-офицер Семенов) был опробован в действующей армии, в 27-м и Сводном корпусах. Заряд подавался к препятствию на салазках с помощью блока, закрепленного на опоре проволочной сети. Надо упомянуть, что и на других участках фронта испытывались свои «самодвижущиеся мины» для проделывания проходов в заграждениях: подвижная мина Сидельникова, «мина-крокодил» полковника Толкушина, «ползучая мина» Дорошина… Планы использовать их для борьбы с танками предвосхитили идею «подвижных противотанковых мин».
Существовали и по-настоящему самодвижущиеся мины. В подтверждение — ответ Инженерного комитета ГБТУ на послание Г.А. Безсонова от 16 апреля 1917 г., содержавшее проект «прибора для борьбы с тэнками» в виде самоходной колесной мины (к слову, рассчитанной безграмотно). Резолюция ИК ГВТУ от 1 мая гласила: «У нас имеется уже несколько управляемых самодвижущихся мин, которые выдержали испытания».
Интересную заявку подал в Г8ТУ 17 января 1917 г. прапорщик Э. Назариан: самодвижущаяся мина имела гусеничный ход, корпус, «напоминающий по своим очертаниям английские tanks», двигатель внутреннего сгорания или на сжатом воздухе, заряд в 50 пудов (800 кг) ВВ и дистанционный взрыватель. Проект был отклонен, как и рассмотренное 26 января предложение техника Н. Алексеева — мина «Гидра» с электродвигателем и электрозапалом. В мае пришло сообщение из Франции о фронтовых испытаниях «подвижной мины лейтенанта Маттэй». Все эти мины предназначались для подрыва проволочных заграждений, но могли стать и средствами против танков.
В марте 1917 г. начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего генерал-адьютант М.В. Алексеев утвердил проект «Наставления для борьбы с неприятельскими сухопутными броненосцами». К противотанковому вооружению были добавлены огнеметы – в то время уже формировались огнеметные команды при пехотных полках, отдельные батареи траншейных огнеметов. Прописывалось применение бронебойнык пуль стрелками и пулеметчиками. Возможно, пригодился вражеский, германский, опыт. В частности — опыт формирования и применения противотанковых групп со специальным оснащением.
В проекте наставления также рекомендовалось заблаговременно перегруппировывать на танкоопасные направления подвижные части – конницу с артиллерией, бронечасти, самокатчиков – то есть создавать мобильный противотанковый резерв.
Теорией стрельбы по танкам занимался выдающийся русский ученый-артиллерист В.Ф. Кирей. В опубликованной в 1917 г. книге «Артиллерия обороны» он предположил: «Вероятно, борьба артиллерии с танками выльется в стрельбу прямой наводкой». Очевидный, казалось бы, вывод еще таковым не был на момент выхода книги. Даже рассматривался вопрос о включении в борьбу с танками не только выделенных орудий, но всей артиллерии оборонительной полосы.
В изданном в 1917 г. «Наставлении для борьбы за укрепленные полосы» говорилось, что во время атаки противобатарейная артиллерийская группа должна особенно внимательно выслеживать «автомобильные батареи и сухопутные броненосцы (танки), появляющиеся около окопов, и немедленно их уничтожать». Описывая действия артиллерии при обороне укрепленной полосы, «Наставление» указывало, что пехота противника «может пойти в атаку под прикрытием танков», и что приближение танков к окопам «должно автоматически вызывать заградительный огонь гранатами». Считалось, что пока танки будут находиться в зоне заградительного огня, они будут являться главными целями. Поэтому предлагалось вести сосредоточенный огонь, а с подходом к окопам — перенести заградительный огонь с танков на следующую за ними пехоту.
37-мм батальонная пушка обр. 1915 г., спроектирована членом Артиллерийского комитета полковником М.Ф. Розенбергом. Точность стрельбы, способность пробивать бронированные щиты орудий и пулеметов, простота обслуживания, легкость перевозки и переноски — все это позволило использовать траншейную пушку как противотанковую.
Вполне верным был вывод, что на участках фронта, где могут появиться танки (термин «танкоопасное направление» появится позже), весьма желательно иметь малокалиберные скорострельные пушки с бронебойными снарядами, которые при малых дальностях стрельбы «могут успешно действовать против сухопутного броненосца». Коррективы внес полевой генерал-инспектор артиллерии Великий князь Сергей Михайлович: применение против танков легких горных пушек затруднялось преимущественным сосредоточением этих систем на Кавказском фронте, а использование траншейных орудий — их незначительным количеством.
В самом деле, к началу 1917 г. от российских заводов получили всего 137 пушек Розенберга, а из Соединенных Штатов — 218 пушек Мак-Клена. Поэтому основная тяжесть борьбы с танками должна была лечь на 3-дюймовые полевые пушки. Схожая ситуация сложилась в Германии: для борьбы с танками приспособили 77-мм полевые пушки и другие системы, специализированные появились в первой половине 1918 г. — на полигоне в Куммерсдорфе состоялись испытания нескольких конструкций.
Русская 76,2-мм полевая пушка образца 1902 г. зарекомендовала себя высокоэффективным средством уничтожения открытых целей. В начале 1916 г. был преодолен «снарядный голод», почти два года мучивший полевую артиллерию. Основным боеприпасом стала фугасная граната. Так что, при тихоходности и уязвимости боевых машин того времени знаменитая «трехдюймовка» могла послужить и в противотанковой артиллерии (что и состоялось позже — в ходе Гражданской войны).
«Наставление для борьбы за укрепленные полосы» рекомендовало при «маневрировании танка вдоль фронта» или при его прорыве через позиции пехоты быстро выдвигать вперед отдельные орудия и «стараться подбить танк прямой наводкой». Считалось, что пушка, будучи меньше, чем танк по размеру, может успешно противостоять ему. И успеет подбить танк раньше, чем тот попытается поразить ее или ее расчет. Дабы обеспечить своевременность выдвижения, предлагалось заранее распределить «районы наблюдения» между отдельными артиллерийскими частями и подразделениями и внести их действия при возможном появлении танков противника в общий план действий артиллерии.
Таким образом, специалисты Русской Императорской армии, опираясь преимущественно на иностранный опыт и некоторые общие теоретические положения, выработали адекватную и действенную «противотанковую тактику», соответствующую как условиям войны, так и наличным возможностям войск. Причем сделали это за год до того, как крайне немногочисленные германские танки привели в замешательство британские и французские части на западном фронте.
Следует подчеркнуть, что еще в середине февраля 1917 г. русское командование сообщило союзникам вместе с «тревожными сведениями» о планах строительства танков в Германии и свои соображения о возможных мерах противодействия: «Оборона против танков — наиболее эффективен наблюдаемый прицельный огонь на больших дальностях бронебойными снарядами. Также применимы концентрация артиллерийского огня вдоль дорог, интенсивный пулеметный огонь и глубокие ямы». Отечественные стратеги и теоретики оказались предусмотрительнее всех.
Выкладки экспертов пригодились и на Родине, но уже другой армии и в другом конфликте, когда русские пошли против русских. Принципы ПТО, выработанные в годы «империалистической» войны, включили в первое наставление Красной армии по борьбе с танками, изданное Реввоенсоветом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики в 1918 г.
(С. Федосеев)