«ЛЕЙБШТАНДАРТ» ВО ФРАНЦИИ
Окрыленный успехом в Польше Гитлер считал, что его следующим шаг обойдется ему так же легко. Таким образом, на рассвете 10 мая 1940 года германская военная машина обрушилась на запад.
Для вооруженных подразделений СС это был важный промежуточный этап, благодаря которому в том же год они завоевали звание Waffen-SS. Впервые эти подразделения, объединенные в дивизионные структуры, должны были воевать под командованием собственных офицеров, хотя «Лейбштандарт», благодаря своей ценности в глазах фюрера, должен был действовать как независимый моторизированный полк.
Первоначально важная роль, отведенная людям Дитриха, была окружена тайной. В декабре 1939 года, когда полк находился на зимних квартирах, его посетил Гитлер, который о своих дальнейших намерениях высказывался очень туманно. Кроме того, что они скоро будут сражаться в районе, где «пролита кровь их отцов», люди Дитриха ничего нового не узнали. Им пришлось ждать до февраля, когда пришла новость: их прикомандировали к 18-й армии, входившей в группу армии «В» под командованием генерала фон Бока. Перед 227-й пехотной дивизией генерала Фредерика Зиквольфа, под командование которого попал и «Лейбштандарт», стояла задача прорвать Голландскую границу и, получив кодовое слово «Данциг», захватить неповрежденными дороги и мосты на пути, ведущем к реке Эйссель.
Гауптштурмфюрср СС Курт Манер (полчивший от друзей прозвище «Танк Манер») позже рассказывал, как боевая группа «Лспбштандарта» расположилась па голландской границе на мосту рядом с пограничным городком Попе. Штурмовой отряд опрокинул голландскую охрану, перерезал провода, ведущие к взрывчатке, заложенной под мост, и смёл заграждения перед ожидающей колонной автомобилей СС. Штурмовому отряду противостояла охрана, состоящая из пожилых бойцов с безнадежно устаревшей экипировкой. Самой слабой стороной голландской армии являлось то, что она не обладала мало-мальски эффективным противотанковым и зенитным вооружением. Основную надежду голландцы возлагали на то, что, оказав сильное сопротивление противнику, они сумеют как можно дольше задержать его продвижение. Однако «Лейбштандарт» уже к полудню, двигаясь по ухоженным дорогам, углубился на территорию противника на глубину около 80 километров. Такому быстрому продвижению помогли еще и пролетающие над их головами наступающих «Юнкерсы-52», с воздушно-десантными подразделениями. Достигнув города Борнерброк, «Лейбштандарт» обнаружил, что главный мост через канал уже взорван. У саперов СС не было времени, чтобы навести хотя бы временный шаткий мост, поэтому эсэсовцы растащили ближайшую ферму и, используя двери амбара как плот, переправились через канал. Подразделение СС выбралось на другой берег под ураганным огнем противника.
Следующей целью был Зволле, столица провинции Оверэйсел, к которому войска вышли к 14:00. Здесь для немцев, в частности для 227-й пехотной дивизии, к которой был приписан «Лейбштандарт», дела обернулись не так хорошо. Голландцы, опасаясь парашютного десанта, взорвали мосты через Эйсел. Хотя защитники и разрушили оба моста, 3-й батальон «Лейбштандарта» переправился через реку севернее около города Зюфен, после чего захватил город и 200 защитников станции Говен, расположенной на главной железнодорожной линии, соединяющей юг и север страны. Незадолго до полудня удивленные войска и перепуганные жители Зволле встречали авангард полностью моторизованного подразделения, что лишний раз говорит о том. как Запад, при нехватке защитников, не понимал скорости, с которой происходит блицкриг, или молниеносная война.
Здесь «Лейбштандарт» отличился еще раз: оберштурмфюрер СС Гуго Красе стал первым человеком в этой кампании, заслужившим Железный крест первой степени за перепаву через Эйсел с последующим продвижением на 60 километров в глубь территории противника. Красе, сын школьного учителя из Рура, уже был награжден Железным крестом второй степени за польскую кампанию. И все же разрушенные мосты через Эйсел замедлили продвижение вперед «Лейбштандарта», и он был отозван. После этого «Лейбштандарт» был прикомандирован к 9-й бронетанковой дивизии, перед которой стояла задача наступления в направлении Роттердама.
Значительную угрозу представлял прорыв 7-й французской армии под командованием генерала Анри Жиро через Бельгию. 9-я бронетанковая дивизия двигалась на помощь Fallschirmjager (парашютистам), которые захватили в районе Мурдейка мост через Маас длиной в милю, лежащий на северном пути к их цели — Роттердаму. В то же время силы Жиро, страдающие от слабой воздушной поддержки и недостатка бронетехники и противотанковых и зенитных орудий, были оттеснены к городу Бреда. Однако Роттердам держался: немецкие воздушно-десантные поиска сумели захватить мосты, но не сумели переправиться через них.
Терпение Гитлера подходило к концу; о чем свидетельствует выход директивы № 11, которая гласила: «Силы сопротивления голландской армии оказались более значительными, чем ожидалось. Политическая, равно как и военная, ситуации требуют скорейшего их преодоления». Был выдвинут ультиматум: или защитники Роттердама немедленно сдаются, или город будет подвержен массированном бомбардировке. Хотя скорое падение города можно было предвидеть, оно все же произошло после того, как немецкие бомбардировщики осуществили угрозу и разрушили город. Позже немцы утверждали, что это было чистой случайностью, на послевоенном суде и Герман Геринг и Альберт Кессельринг из «Люфтваффе» заверяли, что, когда бомбардировщики сбрасывали свой груз, они не знали о идущих переговорах с защитниками города.
Кампания в Голландии всупила в свою завершающую стадию, и дальнейшее продвижение вперед «Лейбштандарта» не имело особого смысла. Оставалось разве что пройти через Роттердам или обойти его и двигаться дальше на Гаагу. Такая неспешная прогулка не вызывала энтузиазма ни у самого Дитриха, ни у его подчиненных. В этот момент и случился инцидент, который не принес «Лейбштандарту» ничего хорошего.
Пока немецкие и голландские офицеры в голландской штаб-квартире обсуждали условия капитуляции, они услышали рев мчащихся по мостовой грузовиков и танков. Очевидно, не подозревая о капитуляции, «Лейбштандарт» атаковал голландские войска и открыл огонь. Командующий немецкой 7-й воздушно-десантной дивизии генерал Курт Штудент подбежал к окну, чтобы посмотреть, что происходит на улице, и был тяжело ранен шальной пулей. Дитрих и его бойцы, без тени раскаяния, позже отрицали свое участие в стрельбе, ссылаясь на то, что, не имея в своем распоряжении бронетехники, не могли участвовать в атаке с применением танков. Они настаивали, что вся вина за происшедшее полностью лежит на 9-й бронетанковой дивизии.
Принимал ли «Лейбштандарт» участие в этой атаке или нет, так и осталось загадкой. Однако данный инцидент подал повод для осуждения: для начала, «Ленбштандарт» был признан недисциплинированном, поспешной на стрельбу командой. Как раз перед тем, как был ранен генерал Штудент, командующий голландскими вооруженными силами генерал X. Г. Винклеман отдал приказ всем голландским силам прекратить сопротивление и сдаться. Хотя вина «Лейбштандарта» ставилась под сомнение, это явилось последнемй критикой в адрес подразделении, потом все обвинения были сметены разрастающейся войной.
Прежде чем началось вторжение на территорию Франции, для еще большего унижения голландских защитников было придумано своеобразное представление. «Лейбштандарту» и 9-й бронетанковом дивизии приказали облачиться в парадную форму и пройтись триумфальным шествием по югу Голландии, чтобы показать оставшемуся населению, кто теперь здесь хозяин. После этого операция вторжения в северную Францию должна была пройти без сучка и задоринки: левый фланг группировки союзников стал безопасен. В последующем предполагалось разделить английские и французские силы и уничтожить их по отдельности.
Критическим моментом для союзников была эвакуация из мешка вокруг Дюнкерка зажатых там французских и английских войск. 24 мая 1940 года «Лейбштандарт», находясь в составе танковой группы фон Клейста, занял исходную позицию на берегу канала вдоль северной и восточной границ окружения. В полдень того же дня была получена директива за подписью Гитлера, запрещающая немецким войскам переправляться через канал: окончательный разгром союзных сил фюрер поручал геринговским «Люфтваффе». Однако к тому времени, когда этот приказ достиг войск, подразделение СС Verfugunsdivision уже ушло вперед. Да и «Лейбштандарт» уже по приказу Гудерпапа, в чей корпус он входил в данный момент, готов была переправиться через канал и устремиться в атаку на город Ваттен,
Последующие события являются еще одним примером нарушения дисциплины со стороны «Лейбштандарта». В данном случае речь идет о продуманном риске, который, как оказалось, себя оправдал. Гудериан в своих мемуарах рассказывает об этом так:
«Рано утром 25 мая я отправился в Ваттен навестить «Лейбштандарт» и проверить, подчинился ли он приказу остановиться. Когда я прибыл туда, то обнаружил, что «Лейбштандарт» занят переправой через канал А. На другом берегу находилась гора Ваттен, и хотя она была высотой всего лишь 71 метр, этого вполне хватало для господства над всей равнинной территорией. На вершине этого холма среди развалин старого замка я обнаружил командира дивизии «Зеппа» Дитриха. Когда я спросил, почему он не подчинился приказу, он ответил, что находясь на горе Ваттен можно «заглянуть в глотку» любого противника на берегу канала. Поэтому 24 мая «Зепп» Дитрих решил взять инициативу в свои руки. «Лейбштандарт» и пехотный полк «Гросдойчланд» на его левом фланге продолжали движение в направлении Ворму и Берга. Видя успех, которого они добились, я согласился с принятым на месте решением командира дивизии и решил отправить им в поддержку 2 -й бронетанковый дивизион.
Дитрих резонно полагал, что наступление на Дюнкерк вскоре возобновится, и позже заявлял, что его единственной целью являлось поддержать своего фюрера, который явно сделал ошибку, приостановив наступление, или был вынужден сделать это под давлением генералов Вермахта. Более того, он хвалился, что если бы Гудериан вздумал арестовать его и предать трибуналу, то он бы пристрелил его на месте.
Результатом этого намеренного неподчинения была победа и закрепление на укреплении перед мостом. В то же время город Ворму, уже пострадавший от бомбардировок и отданный на милость 2-го батальона, продолжал упорно сопротивляться, хотя по данным разведки немцы имели перед британскими войсками значительное численное превосходство. Ворму имел ключевое значение, так как при его захвате крупным силам союзных войск отрезалась дорога к отступлению на берег канала.
А в мешке окружения неподалеку группа бойцов 1-й роты, в которую входил солдат «Лепбштапдарта» по имени Тишацкп. завязала рукопашный бон с британским майором, сбежавшим военнопленным, нашедшим себе убежище в брошенном тапке. Майор схватился за винтовку Тишацки и сильно его ей ударил, тот нанес ответный удар. В конце концов, майор был убит. В истории 1-й роты записано, что на Дитриха произвела впечатление храбрость противника, и он приказал устроить ему похороны. Над могилой взвод из 1-й роты произвел прощальный салют.
Замедлившееся движение под Ворму вскоре стало раздражать Дитриха. 28 мая, в свой 48-й день рождения (по случайному совпадению), «Зепп» решил проверить авангардные посты и выяснить причины медленного продвижения вперед 2-го батальона. Мощный «Мерседес» набрал скорость и понесся по ровной сельской дороге к городку Эскельбек, расположенному примерно в двух километрах от Ворму. Этот район для немцев был сравнительно безопасным, но теснимые немцами британцы устроили здесь тщательно оборудованную засаду.
Группа британских солдат из Глусестерширского полка укрылась в одиноком сельском домике и открыла по машине Дитриха пулеметный огонь. «Зепп» и его спутник оберштурмфюрер СС Макс Вюнше быстро выскочили из горящего автомобиля и укрылись от града пуль в очень удобном для этой цели кювете. Но найдя себе защиту от пулеметного огня, они попали под струю горящего бензина из пробитого бака. Оба офицера спаслись тем, что обмазали себя жидкой грязью. После того как им на помощь пришли бойцы 2-й бронетанковой бригады, взъерошенный и перемазанный грязью Дитрих появился в штаб-квартире Гудериана, что долго было предметом шуток для его бойцов.
Тем временем продолжалась борьба за Ворму в которой заметного успеха достиг 2-й батальон под командованием нового командира Вильгельма Монке. В течение дня было взято приличное число пленных. Лукас и Купер пишут, что Дитрих проявлял к союзным пленникам старомодную вежливость. Однажды после стычки под Эскельбеком он встретился с пленными британскими офицерами и подарил им на память манжетные ленты и нарукавные нашивки. Но такое отношение встречали далеко не все пленники. В истории Королевского Вормикширского полка говорится:
«Группа из 80-90 человек (состоящая из бойцов 2-го батальона, 4-го чеширского и нескольких артиллеристов из проходящего конвоя) были убиты эсэсовцами в сарае в пригороде Ворму. Из батальонных пленников там находилось около 50 человек из роты D (вместе с капитаном Линн-Алленом, единственным офицером в группе) и несколько человек из роты А. Их по двое загоняли к сарай, подталкивая при этом штыками. Капитан Лннн-Аллен тут же запротестовал. В ответ послышались насмешки и в гущу толпы пленников полетели ручные гранаты, убив и ранив многих из них. Выживших по пять выводили наружу и расстреливали. После того как были расстреляны первые две партии, остальные отказались выходить наружу, тогда немцы открыли беспорядочный огонь и стреляли до тех пор, пока не решили, что все пленники мертвы. Но они ошиблись, несколько человек выжило, возможно, благодаря самопожертвованию старшего сержанта А. Дженнингса и сержанта Дж. Мура, которые упали на брошенные гранаты и тут же погибли».
Одним из выживших был рядовой Альберт Ивенсил королевского Ворвикшпрского полка, который, когда немцы начали бросать гранаты, стоял рядом с капитаном Линн-Алленом. Капитан схватил его, вытащил из дверей сарая, и они прыгнули в густые кусты, в центре которых была застоявшаяся лужа. Там, стоя по грудь в воде, они и пытались спастись.
«Внезапно прямо над нашими головами у края пруда появились немцы, очевидно они заметили, как мы скрылись в кустах. Немец с револьвером в руках немедленно дважды выстрелил в капитана. Линн-Аллен упал лицом вниз и тут же скрылся под водой. После этого немец с расстояния примерно три метра выстрелил в меня. Две пули попали мне в шею, кроме того у меня сильно кровоточила рана на руке. Я нырнул под воду Немец, несомненно, решил, что пристрелил меня».
Раненый Ивенс оставил мертвых, лежащих среди разбросанных вещмешков, патронных сумок и шлемов, и сумел добраться до домика, занятого немецким лазаретом. Там он стал военнопленным и присоединился к другим очевидцам сцен убийства, тем, кто выдал себя, протестуя против репрессий в отношении местного населения. Но не все военнопленные выжили. Еще некоторые были расстреляны по приказу Вильгельма Монке, к которому обратились за «дальнейшими инструкциями». Согласно воспоминаниям роттенфюрера Карла Куммерта, находившегося под следствием после войны, Монке на этот вопрос ответил просто: «Расстрелять».
Уход убийц и отправка «Лейбштандарта» далее на Париж означали, что выжившие, и в том числе рядовой Ивенс, станут военнопленными. Они смогли вернуться в Британию только после обмена военнопленными в октябре 1943 года, и тогда мир узнал подробности этого убийства. В 1941 году поспешно захороненные тела под немецким надзором были откопаны местными рабочими и вывезены в Эскельбек, Ворму и другие места. Сегодня на многих могилах можно увидеть надпись: «похоронен поблизости», так как эсэсовцы забрали личные жетоны и точно установить личность по похороненным телам не представляется возможным.
После окончания военных действий юристы, расследующие военные преступления, сняли показания по поводу «убийства 80 или 90 британских военнопленных немецкими вооруженными силами 28 мая под Ворму (Франция)». Некоторые немецкие свидетели событий, которые могли бы дать ценные показания, были давно уже мертвы, убиты на Восточном фронте в России, а никто из выживших британских свидетелей не смог однозначно узнать выживших участников этих событии.
В 1973 году Лесли Айткен, священник Дюнкеркской ассоциации ветеранов, проводивший тщательные исследования для своей книги, показал фотографию двух подозреваемых офицеров СС одному из выживших, и тот безошибочно указал на Дитриха. Однако во время допросов, проводимых сразу после войны, Дитрих, в ответ на вопрос о расстреле в Ворму и его причастности к этому преступлению, продолжал твердить одно и то же: «Ни про какой расстрел я не знал. Я весь день провел в окопах». В то, что он не знал про расстрел, трудно поверить, но тем не менее это проливает свет на клановую черту элитарного подразделения «Лейбштандарт», заключающуюся в молчании.
Все внимание было направлено на Вильгельма Мопке, но то г до середины 50-х годов оставался военнопленным у русских. Чарльз Мессенджер, работая над биографией Дитриха, попытался связаться с Монке, который жил тогда в Гамбурге, но успеха не добился. Мессенджер писал: «Все они были связаны клятвой СС «присягаю в верности», что означало верность не просто государству, а и своим товарищам по СС. а это подразумевало запрет на разглашение касающейся их информации».
Что касается «Лейбштандарта», то теперь все его внимание было переключено с Дюнкерка на моторизированное продвижение в глубь Франции. Подразделение остро нуждалось в подкреплении, так как потери СС были довольно велики, около 3400 человек. Однако моторизированные формирования СС агрессивно рвались вперед, совершенно не обращая внимания на человеческие жизни. Учебные школы Рейха готовили новые силы, которые уже горели нетерпением вступить в бой плечом к плечу с ветеранами.
Пополнения были нужны, так как французское сопротивление еще имело достаточно сил для ответных ударов. «Лейбштандарт», прикомандированный к SS-VT, входящей в танковую группу фон Клейста, первоначально успешно продвигался вдоль реки Соммы, но французское сопротивление вынудило их повернуть в район города Лан и на юг от Шато-Тьерри, к северу от Парижа. Шато-Тьерри был захвачен 1-м батальоном «Лейбштандарта», что открыло путь на реку Марну, к которой они и вышли 12 июня. В этот же день «Лейбштандарт» установил на реке перед мостом укрепление. Через два дня пал Париж, и люди Дитриха во время краткого отдыха в деревне Этрепий с восторгом звонили в колокола местной церкви.
Действительно, для празднования имелось очень много поводов, особенно если учесть, что «Лейбштандарт», почти не встречая сопротивления, в составе 9-й бронетанковой дивизии форсировал Сену, двигаясь в авангарде танковой группы фон Клейста. В Клермон-Ферране 2-й батальон остановился только для того, чтобы захватить 242 самолета и восемь танков. Дитриху выпала честь командовать XVI корпусом, который должен был захватить французскую армию в Альпах, чтобы прикрыть тыл итальянцам, вторгшимся во французскую Ривьеру.
Другая история случилась на окраине Сент-Этьена, к юго-западу от Лиона, города, который «Лейбштандарт» взял после двухдневного отдыха. Здесь атакующая группа увидела странное зрелище: какое-то время французы держались, пользуясь танками времен Первой мировой войны, которые, правда, хорошо себя зарекомендовали.
Во время продвижения вперед под командованием фон Клейста «Лейбштандарт» вышел к реке Алье около Мулена далеко на северо-западе от Лиона. Это была классическая операция, в которой «Лепбштандарт» показал себя с лучшей стороны. На одном из мостов пехота СС столкнулась с временным укреплением, а людей для штурма баррикады не хватаю. В дело пошло мотоциклетное подразделение под командованием оберштурмфюрера СС Книттеля, которым пошел в лобовую мотоциклетную атаку на защитников и взломал баррикаду. Теперь перед ними открывался быстрый путь к Виши, который оказался забит французскими войсками, что вызвало у «Лепбштандарта» затруднения при соединении с остальными немецкими частями.
Французы подписали перемирие 22 июня; через три дня фон Бок сообщил Дитриху, что боевые действия прекращены. Эта кампания обошлась «Лейбштандарту» в 111 убитых и 390 раненых. Победителей ждали награды: для Дитриха это был Рыцарский крест, который он получил к Железным крестам первой и второй степени, заслуженным во время польской кампании. В приказе говорилось: «Обергруппенфюрср «Зепп» Дитрих провел независимые самостоятельные действия в своем секторе, захватив предмостное укрепление на канале А близ города Ваттен, что ускорило проведение операции в северной Франции. Далее он, как и раньше в Польше, продемонстрировал личную храбрость и тесное взаимодействие со штаб-квартирой танкового и моторизированного формирований». Конечно, захват «Зеппом» мостового укрепления в Ваттене был прямым нарушением дисциплины. Обратил ли кто-нибудь внимание на иронию, прозвучавшую в этом приказе, остается неизвестным.
Однако, новые орденоносцы не сидели сложа руки. «Лейбштандарт» был отправлен для участия в параде победы в Париже, так как Гитлер заявил, что посетит его. Однако Гитлер вполне удовлетворился «небольшим пикничком», в который вошло и посещение могилы Наполеона. Так что вместо парада люди Дитриха после двухдневного марша в город Мец приступили к интенсивным учениям и пополнению. Какое-то время они были заняты подготовкой предстоящего (и потом отмененного) сухопутно-морского вторжения в Англию, но это оказалось второстепенным явлением. 28 июля «Лейбштандарт» получил известие, что будет расширен до бригады. Сюда входили три новых стрелковых батальона, усиленный батальон, артиллерийский полк и полк разведки. В августе Гиммлер совершил смотр гвардии фюрера и присутствовал при вручении ей нового штандарта.
Армия, продолжая испытывать недоверие к войскам СС, отказалась расширять их, попытки Гиммлера и его приспешников увеличить численность Waffen-SS наталкивались на твердый отказ. Гиммлер не видел пути к изменению сложившейся ситуации. Он сокрушался: «Мы уже с 1933 года слышим жалобы Вермахта. Каждый эсэсовец потенциальный унтер-офицер, но у них плохие командиры. После войны в Польше они заявили, что в СС были большие потерн, так как они плохо подготовлены для такого дела. Теперь, когда наши потери оказались достаточно малыми, они говорят о том, что мы не сражались». Гитлер был осторожен, боясь вызвать недовольство Вермахта. «Вместе с нашей армией сражались отважные дивизии и полки Waffen-SS. В результате этой войны немецкие вооруженные силы вписали себя на страницы мировой истории, и бойцы из Waffen-SS разделяют с ними эту честь». Дитрих еще больше подлил масла в огонь соперничества, провокационно заявив: «Я, как ваш командир полка, горжусь вами и очень благодарен, что мне досталась честь вести этот полк в бой, единственный полк в немецкой армии, носящий имя фюрера».
К началу 1941 года реорганизация «Лейбштандарта» была полностью закончена. Однако только в начале марта полк покинул Мец и направился на восток.
ВОЙНА НА БАЛКАНАХ – ПОСЛЕДНЯЯ «УВЕСЕЛИТЕЛЬНАЯ ПРОГУЛКА» «ЛЕЙБШТАНДАРТА»
Впервые за тринадцать месяцев войны Адольф Гитлер не раскрывал своих карт с программой завоеваний, которые шли точно по плану. Но 28 октября 1940 года Бенито Муссолини направил армию фашистской Италии в Грецию. Это решение демонстрирует резкую смену настроений, которая была так характерна для Дуче. Всего за три недели до этого Муссолини объявил массовую мобилизацию, и Гитлер тщетно пытался отговорить своего союзника по оси от такого рискованного мероприятия.
Почувствовав угрозу вторжения, Греция провела срочную мобилизацию, и в ее распоряжении оказалось 15 пехотных дивизий, кавалерийская дивизия и четыре пехотные бригады. Итальянцы умудрились моторизировать Bersaglieri (элитных стрелков), которые и устремились в Грецию. В считанные дни греческая 9-я дивизия провела ответную атаку с гор Македонии, ведя за собой силы греческого генерала Александроса Папагоса численностью в 150000 человек. Греческие силы Evzone, состоящие из первоклассных стрелков, выполнявших одновременно и роль королевской гвардии, окружили итальянскую альпийскую дивизию Juliana в горах Пиндуса и отрезали ее от остальной итальянской колонны. Вырваться из окружения было невозможно и силы Дуче заплатили за это 13000 жизней. Уже к 3 ноября греки уверенно перешли в наступление и их войска произвели контратаку в районе Клисуры, Янины и дальше севернее в Контице и Кастории. Итальянцы были вытеснены обратно в Албанию, и к середине января греки уже были хозяевами четверти Албании.
Объяснения поспешного и явно ошибочного вторжения итальянцев в Грецию можно отыскать во встрече Дуче со своим министром иностранных дел графом Галиццо Чиано, состоявшейся 12 октября. Итальянский диктатор с горечью жаловался, что оккупацией румынских нефтяных месторождений Гитлер наносил удар итальянской чести, так как Муссолини всегда считал эти месторождения своей сферой влияния. Дуче негодовал: «Гитлер всегда меня ставит перед лицом свершившегося факта. Но на этот раз я отплачу ему той же монетой. О том, что я оккупировал Грецию, он узнает только из газет». Таким образом, он хотел восстановить политическое равновесие.
Было вполне очевидно, что для стран оси ситуация на Балканах несет определенную угрозу: у Гитлера на его южном фланге складывалась непредсказуемая военная обстановка. Фюрер издал директиву № 18, в которой армии предписывалось разработать план вторжения в Грецию, известный под кодовым названием «Марита». Два события сделали этот план бесполезным. Намерение захватить только материковую часть Греции к северу от Эгейского моря потеряло всякий смысл после высадки британских войск в Греции в марте 1941 года. Затем произошло еще одно непредвиденное событие. Югославия вместе с Болгарией подписали пакт присоединения к Тройственному союзу, в который входили Германия, Италия и Япония, что, по мнению Гитлера, давало Германии новых полезных союзников. Однако в Белграде произошел военный переворот, который сверг регентство и установил новое правительство с антигерманскими взглядами. Доступ к греческой границе был заблокирован. Гитлер подготовил операцию «Strafe» (Наказание), объединенную с операцией «Марита».
«Лейбштандарт» из Эльзаса через Кампалунг двинулся в Румынию, а дальше в Болгарию, откуда 12-я армия должна была нанести удар в направлении Скопье в южной части Югославии. 7 апреля части СС, находясь в составе XL корпуса, вышли вслед за 9-й бронетанковой дивизией из пограничного городка Кюстендил.
XL корпус планировал пронести атаку двумя колоннами. На севере 9-я бронетанковая дивизия и «Лейбштандарт» форсировали реку Крива и захватили Скопье, который располагался в 95 километрах от границы. Здесь «Лейбштандарт» пострадал от югославских авианалетов, во время которых были серьезно ранены командир 2-го батальона Вильгельм Монке и командир одной из батарей. Южная часть удара проводилась силами 73-й пехотной дивизии, которая должна была захватить стратегически важный город Прилеп и продолжить движение на юг к городу Битола, взятому после рукопашных уличных боев. Батальон разведки под командованием Курта «Танка» Майера был разделен на две части. Одна часть направилась к монастырю Гап, известному как ворота в Грецию, а другая — повернула па запад, чтобы встретиться с итальянцами на албанской границе. У входа в перевал Клиди на границе Греции немцы столкнулись с австралийскими, новозеландскими и британскими войсками под командованием сэра Генри Мейтленда Вильсона, которые были посланы для помощи греческим защитникам.
Утром 10 апреля перевал был атакован отрядом штурмбаннфюрера СС Фрица Витта, который столкнулся с серьезным сопротивлением со стороны 6-й австралийской дивизии. Для многих бойцов СС это была первая встреча с войсками британского содружества, которые один из бойцов «Лейбштандарта» снисходительно окрестил «наемниками». Он также заметил, что австралийцы «не так дисциплинированы, как англичане, и не умеют как положено носить военную форму». Честь захватить высоту 997 после рукопашного боя выпала оберштурмфюреру СС Герту Плайсу, который получил за это Рыцарский крест. После трех дней, прошедших с начала конфликта, потери «Лейбштандарта» составляли 37 убитых, 98 раненых и 2 пропавших без вести. Однако наградой за это было захваченное у неприятеля оружие и открытая дорога на Грецию.
И все же героем дня стал не Витт, а бывший полицейский, сын рабочего штурмбаннфюрер СС Курт «Танк» Майер, который получил приказ пройти через перевал Клисура к озеру Кастория и ударить по позициям греческой дивизии, защищающей левый фланг британцев. В своих воспоминаниях Майер, еще один кавалер Рыцарского креста, описывает, как он с небольшим отрядом осторожно пробирался по дороге через перевал, в то время как два его взвода забрались на скалы, чтобы ударить во фланг оборонявшихся. Главная атака прошла среди дыма, грязи и замешательства противника, которое последовало после нанесения грекам сокрушительного удара.
«Мы прижались к камням и боялись пошевельнуться. Я чувствовал, как к горлу подступает тошнота. Я закричал (унтерштурмфюреру СС) Эмилю Ваврзинеку возобновить атаку. Но дружище Эмиль посмотрел на меня так, словно я тронулся рассудком. Пулеметные очереди стучали по камням прямо перед нами… Как мне было заставить Ваврзинека сделать первый бросок? В руке я чувствовал плавные изгибы ручной яйцеобразной гранаты. Я закричал, обращаясь ко всему отряду. Я взмахнул гранатой, вытащил чеку и кинул гранату точно в то место, где лежал последний человек. Никогда больше в жизни я не видел такого стремительного броска вперед, как в тот момент. Словно укушенные тарантулом, мы перепрыгнули через груды камней и нырнули в свежую воронку. Заклинание было разрушено. Ручная граната вылечила наш паралич. Мы улыбнулись друг другу и рванули к новому прикрытию».
Батальон Майера взял Касторию, захватив при этом 11000 пленников. К 20 апреля подразделения СС захватили Месованский перевал, в результате чего греческие войска в западной части Пинда оказались отрезанными от основных сил. «Лейбштандарт» блокировал все пути отхода. Греческое командование вынуждено было просить перемирия. Утром 20 апреля 1941 года в Катараском перевале (который служил единственным проходом в Эпир через хребет Пинда) появился греческий штабной офицер в сопровождении мотоциклистов и двух машин и сообщил немецкому командиру взвода, что вся греческая армия в составе 16 дивизий готова капитулировать. Прибывшего на место «Зеппа» Дитриха встретили восторженные возгласы его людей.
Писатель Джеймс Вейнгартнер пишет, что условия сдачи, оговоренные Дитрихом и греческим генералом Цолакоглу, были «рыцарскими, даже анахроничными в свете Второй мировой войны». Офицерам было позволено оставить при себе личное оружие и личный состав, а после сдачи вооружения всем было разрешено отправиться по домам. 20 апреля, в день, когда Гитлеру исполнилось 52 года, на перевале появились два официальных представителя, которые под двумя национальными флагами подписали акт капитуляции.
Теперь сопротивление оказывали только британские союзные силы. 24 апреля «Лейбштандарт» начал преследование противника через перевалы Пиндуса, но союзные силы успели эвакуироваться. В Афинах над акрополем развивалась свастика. Люди Дитриха теперь пересекали Пелопоннес, двигаясь на юг к торговым портам, чтобы, достигнув порта Патроса, пересечь Коринфский залив. Бригаде было разрешено принять участие в параде Победы в Афинах, после чего была предоставлена возможность несколько дней наслаждаться греческим солнцем. Однако вскоре последовал отъезд и подсчет того, во что обошлась эта кампания. Судя по сохранившимся записям рейхсфюрера СС, «Лейбштандарт» потерял 93 человека убитыми, 225 ранеными и трое пропали без вести. Теперь «Лейбштандарт» направлялся в Прагу, где его ждало пополнение для грядущего вторжения в Советский Союз, которое было отложено в результате балканский событий.
ВТОРЖЕНИЕ В СССР
За время, предшествующее советской кампании, в политике набора рекрутов в Waffen-SS произошли существенные изменения. Теперь СС начало привлекать в свои ряды проживающих за границей «фольксдойче» — людей, имеющих немецкое происхождение, а также не немцев с нордическим происхождением. Это новшество было не очень-то по вкусу Генриху Гиммлеру, старавшемуся придерживаться строгих идеологических рамок, но Вермахт разрешал присоединиться к Waffen-SS только ограниченному числу немцев из Рейха. Нехватка рекрутов являлась серьезной проблемой, которую можно было решить за счет «фольксдойче».
Однако благодаря элитному характеру «Лейбштандарта» его это послабление не коснулось; это было единственное подразделение, которое Гиммлер объявил чисто немецким. Такая расовая поправка спасала теорию, но не решала проблему численности состава. «Лейбштандарт» так и продолжал по своей силе соответствовать бригаде и по численности ненамного превосходил половину таких подразделений как «Рейх», «Мертвая голова» и только что созданный «Викинг». В результате во время пополнения «Лейбштандарт» получил всего лишь моторизированный пехотный батальон, но при этом официально стал именоваться дивизией СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». Вся эта реорганизация потребовала времени, и потому «Лейбштандарт» пересек советскую границу только 1 июля 1941 года.
А перед этим утром 22 июня слушателей немецкого радио разбудил голос министра пропаганды Йозефа Геббельса, зачитывающего заявление фюрера: «Обремененный тяжкими заботами, я вынужден был молчать несколько месяцев, но теперь настало время, когда я могу говорить свободно. Немецкий народ! В данный момент происходят события, которые по своей грандиозности превосходят все, что знает мировая история. Сегодня я снова решил вручить судьбу и будущее государства, нашего Рейха и нашего народа в руки наших солдат. И да поможет нам Бог, особенно в этой битве».
За несколько часов до того, как по радио выступил Геббельс, в соответствии с первым параграфом директивы №21, носящей имя операция «Барбаросса», гитлеровские армии начали наступление на фронте протяженностью в 3200 километров.
Задержку подключения к военным действиям «Лейбштандарта» следует рассматривать в связи с общим положением дивизий Waffen-SS. Ответственность за это полностью несут три фельдмаршала. Дивизии «Лейбштандарт» и «Викинг» являлись частью группы армий «Юг» под командованием Герда фон Рундштедта, который получил звание фельдмаршала после падения Франции. Такое же повышение получил и Вильгельм Риттер фон Лееб (Риттер не имя, а рыцарское звание, полученное фон Леебом еще во время Первой мировой войны), который командовал группой армий «Север», куда входили «Мертвая голова» и «Полицейская» дивизии. В группу армий «Центр» под командованием Теодора фон Бока, также получившего звание фельдмаршала в предыдущем году, входила дивизия «Рейх» (бывшая дивизия SS-VT). Однако в операции «Барбаросса» для Waffen-СС была отведена вспомогательная роль, их общая численность составляла 160405 человек. Численность самого «Лейбштандарта» составляла 10796 человек. Солдаты Waffen-SS могли действовать на всем протяжении линии гигантского фронта от лесов и снегов северной Финляндии до бескрайних степей центральной России и субтропических гор Кавказа.
Такие цифры даже трудно себе представить: не считая людских сил, в наступлении принимало участие свыше 600000 автомобилей, 750000 лошадей, более 7000 единиц артиллерии и 3000 танков. Все это обрушилось на врага совершенно неожиданно и на территории, которая не имела никакой связи с Западом. Немцы основывали свою концепцию Советских вооруженных сил на том, что Красная армия показала себя очень слабой во время финской кампании 1939/1940 гг. Здесь таилась кардинальная ошибка. Как сказал один из участников событий обергруппенфюрер СС Макс Зимон:
«Русская пехота… всегда сражалась до последнего дыхания… даже экипажи горящих танков продолжали стрелять, пока в их телах еще было дыхание… раненые и контуженные, как только к ним возвращалось сознание, тут же тянулись к оружию… Русские разъезды, отходя от нашей линии обороны, оставляли после себя небольшие отряды, которые скрывались многие дни, постепенно усиливаясь и выжидая время и место, чтобы обрушиться на крупные силы противника».
46 дивизий, составляющих группу армий «Юг» фон Рундштедта, входящие в 6-ю, 11-ю и 17-ю армии и поддержанные танковой группой генерала Эдварда фон Клейста, прикрывали советско-польскую границу. Группа армий «Юг» должна была отрезать и уничтожить русские силы западнее реки Днепр, в то время, как 1-я танковая группа на левом фланге устремлялась вперед ниже Ковеля, лежащего к востоку от Люблина. Все это образовывало гигантские клещи. Этот план не учитывал те обширные пространства, на которых должна была происходить данная операция. Группа армий «Юг» удерживала фронт от южного края Припятских болот до Черного моря, и их первый гигантский рывок от границы до реки Днепр растянулся на 480 километров. Главной целью был Ростов, лежащий в 1120 километрах от границы.
«Лейбштандарт», являясь одной из трех моторизированных дивизий, находился под командованием генерал-полковника Эдварда фон Клейста и был дислоцирован в районе Люблина. Дивизия направлялась в Островец, дошла до Вислы, а затем перед ней лежали просторные степи Галиции, и 30 июня она вступила в Западную Украину. О ее продвижении можно было услышать из радиопередачи «СС на войне», которую готовило геббельсовское министерство пропаганды. Эти передачи регулярно прослушивались британцами, которые и перехватили трансляцию парада 1-го батальона «Лейбштандарта», в которой, в частности, говорилось:
«Это бойцы «Лейбштандарта», солдаты фюрера, которые за мирные годы прошли обучение и подготовку в духе СС. Закаленные и доказавшие свою приверженность лучшим солдатским традициям на полях сражений этой войны, «Лейбштандарт» и другие дивизии Waffen-SS образуют мощную структуру внутри вооруженных сил. Они сражаются на фронтах, защищая от внешних врагов честь, величие и свободу Рейха. Они все выросли из рядов СС, рядов людей, перед которыми стояла и продолжает стоять задача защиты фюрера и внутреннего порядка Рейха. Только лучшие из немцев и представителей немецких народностей достойны этой почетной задачи и способны ее выполнить. Задача штаб-квартиры СС, этой частицы Ордена — быть политическими солдатами великого немецкого Ордена. Таким образом, основной закон СС — это закон расы и строгого отбора».
Последующие дне недели дивизия сражалась с неприятелем, который, казалось, был безразличен к своей участи. Дополнительный шок вызывало то, что они внезапно столкнулись с явлениями, до сих пор не известными СС: по их позициям наносились молниеносные удары, заставляя их перейти к обороне. Именно в таком ситуации оказалась 73-я бронетанковая дивизия, на которую обрушилась яростная атака по дороге на Киев. «Лейбштандарт» вынужден был прийти ей на помощь, в результате чего потерял 683 человека убитыми и ранеными. На этом этапе кампании отражение русских контратак проходило еще без особых затруднений.
Русские отчаянно сражались, стараясь остановить немецкое наступление на Львов, который им пришлось сдать после восьми дней ожесточенных боев и танкового сражения с участием «Викинга». Командующий Юго-западным фронтом (группой армий) генерал Михаил Кирпонос приказал своим войскам отходить на «линию Сталина» — комплекс бетонных укреплений и естественных препятствий, расположенных за рекой Случь. Проделывая этот маневр, русские продолжали предпринимать жестокие контратаки по силам фон Клейста. Эта линия, как оказалось, представляла из себя бетонные ДОТы и противотанковые рвы, которые не укреплялись с момента переноса границы на запад. 8 июля Клейст сумел прорвать эту линию обороны, и 13-я бронетанковая дивизия усилила нажим на Житомир, очередную цель и последний крупный город перед Киевом.
К этому моменту растянутая и совершенно открытая для воздушных атак дивизия «Лейбштандарт», отбивая постоянные контратаки, двигалась вслед 13-й бронетанковой дивизией. Однако впереди не предвиделось ни отдыха, ни облегчения. Группа армий «Юг» вышла на позиции, пригодные для взятия Киева, манящей цели, но тут Рундштедт сделал паузу. Он обратил внимание на то, что железнодорожная сеть, жизненно важная для обеспечения советских войск, сходится в крупном железнодорожном узле. Это была станция Умань, важный транспортный узел, от которого отходили ветки дальше на юг в сторону Крыма. Рундштедт пришел к заключению, что лучше временно обойти Киев н повернугь на юг к Умани.
Но действительность превзошла все ожидания. Советский маршал Семен Буденный одновременно с 11-й и 17-й немецкими армиями и подразделениями румын направился к Одессе, расположенной на берегу Черного моря. Буденный получил приказ оставить часть своих сил для обороны Одессы, а с остальными сосредоточиться в районе Умани. Танки фон Клейста под проливным дождем ринулись вперед. И снова на танки обрушились советские контратаки. Однако все это оказалось бесполезным, и танки фон Клейста соединились с 17-й армией на берегу реки Буг примерно в 80 километрах от Умани. К тому моменту погода изменилась, и немецкая пехота под палящим солнцем продвигалась по дикой местности. После серии сражений стальное кольцо окружении, внутри которого оказались 6-я, 12-я и часть 18-й советских армий, замкнулось. Немцы взяли около 100000 пленных.
Атаки пытавшихся вырваться из окружения русских следовали одна за другой. Один из эсэсовцев вспоминает: «Мы все были измотаны отсутствием сна. Казалось, что мы уже неделями сражаемся, не имея возможности выспаться должным образом… Я потерял всякое чувство времени». Советские войска сначала пытались осуществить прорыв из окружения при помощи бронированных автомобилей и кавалерии, потом в дело пошли танки. Но все они имели только временный успех. Кольцо окружения плотно замкнулось, благодаря быстрому продвижению 1-й бронетанковой дивизии в обход Житомира на соединение с танковыми силами венгерской пехоты, и около 25 советских дивизий оказались отрезанными от основных сил. К 1 августа немцы смяли советскую оборону около Новоархангельска. Кольцо окружения в районе Умани осталось закрытым.
Во время этих действий «Лейбштандарт» заслужил высшую похвалу командующего корпусом генерал-майора Вернера Кемпфа:
«С 21 июля по 7 августа «Лейбштандарт Адольф Гитлер» прекрасно показал себя во время окружения вражеской группировки под Уманью. Находясь в центре сражения при захвате ключевых позиций под Новоархангельском, «Лейбштандарт Адольф Гитлер» с беспримерным рвением захватил город и южные близлежащие высоты. В духе образцового братства по оружию они по собственной инициативе вступили в яростную борьбу с l6-й пехотной (моторизированной) дивизией противника, находившейся на их левом фланге, и обратили ее в бегство, уничтожив множество танков.
Сегодня, перед началом сражения по ликвидации советской группировки в районе Умани, я хочу высказать свою личную благодарность «Лейбштандарту Адольф Гитлер» за их достойное подражания старание и беспримерную отвагу. Сражение под Новоархангельском навсегда войдет в боевую летопись «Лейбштандарта Адольф Гитлер».
Успешные действия под Уманью позволили продолжить наступление, и теперь все взоры были обращены на нижнее течение Днепра. «Лейбштаидарт» двинулся в направлении крупного индустриального центра Херсон, расположенного на берегу Черного моря северо-восточнее Одессы. После ожесточенных уличных боев город 19 августа был захвачен. Продвигаясь вперед с переменным успехом, дивизия подошла к населенному пункту Заселье, где произошли ожесточенные бои среди кукурузных и подсолнуховых полей. Одно из русских подразделений, посчитав, что обнаружило слабое место противника, ударило прямо в лоб дивизии и дорого заплатило за это.
Если верить заявлению, сделанному в 1948 году одним из выживших бывших бойцов «Лейбштандарта», то именно к этому времени относится одно из самых жестоких преступлений этой дивизии на Восточном фронте. Эрик Керн, журналист, служивший в 4-м батальоне дивизии «Лейбштандарт», пишет в своей книге «Der Grosse Rausch» («Великое опьянение»), что в один из дней после боя была утеряна связь с двумя ротами и их батальон был отправлен на розыск. В восьми километрах восточнее деревни Грейгово в вишневом саду были обнаружены тела 103 повешенных солдат и офицеров из пропавших рот. Позже поблизости нашли тела еще шестерых человек, которые были явно расстреляны после того, как сдались в плен. Согласно рассказу Керна из дивизии пришел приказ расстрелять всех советских военнопленных. Выстраивая пленных группами по восемь человек около противотанкового рва, было расстреляно около 1000 военнопленных.
В своей истории Waffen-SS Джеральд Рейтинглер и Джордж X. Стейн считают, что приказ, обрекший на смерть военнопленных, исходил не из самой дивизии, а лично от «Зеппа» Дитриха. Хотя советские войска и захватили много пленных, никаких документов или надежных очевидцев этого события так и не нашлось. Чарльз Мессенджер в своей биографии цитирует другой источник, который говорит, что Дитрих всеми силами противился расстрелу пленных, говоря: «Нам не позволяет это делать наша манжетная лента».
Пика своего успеха группа армий «Юг» достигла при взятии Смоленска, после чего в ход военных действии вмешался Гитлер. Фюрер не разделял энтузиазма своих генералов, стремящихся захватить Москву, и смотрел на столицу Советского Союза скорее как на географический пункт, нежели как на нервный центр советской системы. Вместо этого его внимание было приковано к сельскохозяйственному богатству и промышленным мощностям Украины. Приказ о приостановке движения на Москву поступил 23 июля 1941 года. Танковой группе генерал-полковника Гота было приказано повернуть на север и взять Ленинград, в то время как Гудериан должен был присоединиться к наступлению на Украине в направлении Киева, имея перед собой задачу уничтожить армии маршала Буденного к востоку от Днепра. Только после этого можно было говорить о взятии Москвы.
Для «Лейбштандарта», батальон разведки которого оставался под командованием «Танка» Майера, наступила смена климата: дивизия вступила в покрытые красноватой пылью пустынные районы бездорожья Ногайской степи и Перекопа. Это были сильно укрепленные минными полями и прикрываемые бронепоездами ворота в Крым. Однако внимание генерала Эриха фон Манштейна, нового командующего 11-й армии было отвлечено локальной контратакой русских на участке 3-й Румынской армии, в результате которой образовалась широкая брешь, угрожающая окружением сил самого Манштейна. В который раз людей «Зеппа» Дитриха призвали на помощь. Они были направлены в район села Гавриловка недалеко от Мелитополя, где они контратаковали советские войска и восстановили сплошную линию фронта немецко-румынских войск. Фон Клейст, вставший во главе вновь созданной танковой армии, направил удар на Киев, который пал 19 сентября, и соединился с силами Манштейна на берегах Азовского моря. Это явилось результатом тяжелых шестидневных боев и упорного наступления, во время которого немцы продвинулись вперед почти на 400 километров.
На данный момент результаты боев для группы армий «Юг» были удовлетворительными: они достигли значительных успехов, хотя это им далось и не дешево. Однако уже после первого столкновения с русскими в головах даже самых ярых эсэсовцев начали зарождаться сомнения. Какие шансы имеют они в этой негостеприимной земле с ее бескрайними просторами и, казалось, неисчерпаемыми людскими резервами? В головах пожилых офицеров всплыла старая, времен Первой мировой войны, фраза: «Viele Hunde sind der Tod des Hasen» (Свора собак тявкает, предвещая смерть зайцу).
А ко всему прочему наступала русская зима, которая, кроме обильных снегопадов, имела и другие особенности. Были еще и ноябрьские дожди, пронзающие колонны струями словно иголки. От жестоких морозов замерзала смазка, лопались цилиндры двигателей танков и грузовиков. Срывались поставки продовольствия, не хватало обуви и носков, которые разъезжались от грязи и сырости. Особенно жестко зима настигла дивизию под Ростовом, где были чувствительные потери в результате обморожения. Даже сам Дитрих отморозил себе большой палец на правой ноге. Другим бедствием была дизентерия, жертвой которой стал даже «Танк» Майер.
17 ноября, после того как наступление с севера было отражено советскими войсками, «Лейбштандарт» нанес удар по Ростову со стороны берега.
Эсэсовцам этот район казался обширной пустыней, и один из них вспоминает:
«Воды было очень мало, а имевшаяся оказалась соленой. Кофе был солоноватый, суп казался окончательно пересоленным,… но мы были довольны крохами и такой влаги, так как район казался нам настоящей пустыней. Любое движение можно было заметить за несколько километров; когда мы двигались, вокруг колонн поднималось облако удушающей коричнево-красной пыли, которое выдавало нашу позицию. Как это ни покажется парадоксально, но единственными признаками жизни на нашем пути были мертвые стволы телеграфных столбов. Без них бы ориентироваться было совсем невозможно… иногда нам попадалась бахча арбузов, и мы набрасывались на них, но незрелые фрукты приводили к печальным последствиям».
22 ноября штаб III-го корпуса объявил о падении Ростова. Таким образом, в руках немцев оказался важный промышленный центр и железнодорожный узел, «имеющий огромное значение для дальнейшего ведения войны». III-й корпус действительно ворвался в город, взял в плен 10000 человек и захватил 159 орудий, 50 танков и два бронепоезда. Здесь же он форсировал Дон. Однако все это было достигнуто людьми, которые несли тяжелые потери в боях и от дизентерии. Недостаток топлива замедлял движение здоровых бойцов. Советская 37-я армия почти с хирургической точностью использовала разрастающуюся немецкую слабость.
Восемь дней на жестоком русском морозе все, кто мог держать в руках оружие, сражались с советскими силами: пехотой из трех дивизий, поддержанной тяжелыми танками и сборным городским ополчением. У многих бойцов хватало сил только на то, чтобы лежать в окопе с головой, покрытой тонким слоем льда. Многие нашли там свою смерть. На юге дела обстояли не лучше. Но тем не менее в письме Гиммлеру из корпуса генерала Эбергардта фон Макензена говорилось про «Лейбштандарт», что «его дисциплина… бодрость, энергия и непоколебимая стойкость в критический момент… говорят о том, что это настоящая элита».
«Могу заверить вас, что «Лейбштандарт» пользуется особой репутацией не только среди командования, но и среди своих боевых товарищей. Как в обороне, так и при наступлении любая дивизия мечтает иметь своим соседом «Лейбштандарт»… это настоящее элитное подразделение, и я счастлив, что оно находится под моим командованием. Более того, я искренне надеюсь, что мне выпадет счастье, и оно останется в составе вверенных мне частей…»
После окончания войны писатель Джеймс Лукас получил доступ к дневникам бойцов «Лейбштандарта», где эта картина описывается не в таких радужных (хотя и более точных) тонах, как в письме рейхсфюреру СС: «Нет таких слов, которыми можно было бы описать зиму на этом фронте. У нас нет линии фронта, нет аванпостов, нет резервов. Просто зависимые друг от друга небольшие группы, обороняющие свой пятачок… Жизнь здесь парализована… Вы даже не можете себе представить, какие трудности вызывал там обычный поход в сортир… А пища… мы ели пустой суй из гречихи и проса. Мы вынуждены были раздевать мертвых, как своих, так и чужих, чтобы добыть теплую одежду. Я думал, что никогда в жизни больше не смогу согреться, а наши противники иваны говорят, что эта зима еще довольно мягкая. Сохрани нас Господь».
В дневниках описано, что в результате морозов артиллерийские орудия и танки вышли из строя, и единственным средством обороны оставалось пехотное оружие. Причиной смерти не обязательно был вражеский огонь. Подразделение, покинувшее свои позиции, должно было срочно найти укрытие, любое укрытие, способное защитить их от ледяного ветра, который пронзал тело как острый стилет. Когда появлялись русские, то они «двигались огромной толпой, от которой можно было потерять голову. Им приходилось прокладывать себе путь через горы мертвецов, которые так и оставались незахороненными после предыдущих атак. Мы отбивали атаки, как это просто писать на бумаге, и когда они отходили по ледяному нолю обратно, всю позицию перед нами усеивали трупы. Да, все были мертвы… раненые умирали очень быстро: кровь, покидающая тело, сразу замерзала, и это вызывало болевой шок, ведущий к смерти. Легкая рана, которая летом зажила бы за три дня, в данных условиях была смертельной».
Плохо экипированные для этих условий войска с проблемами снабжения сражались на враждебном земле, где нельзя было найти никакого укрытия. Да и климат тоже не сулил ничего хорошего. Как писал генерал Ганс фон Грайфенбург, начальник штаба 12-й армии: «Климат в России вызывает непроходимость, связанную с грязью весной и осенью, летом приносит невыносимую жару, а зимой делает жизнь просто невыносимoй. Климат в России сплошное стихийное бедствие».
Один из взятых в плен советских солдат сказал, что русские выиграют войну так как обладают тремя главными преимуществами. Во-первых, советская почва и песок забьют немецкие двигатели, и армия потеряет свою мобильность. Во-вторых, партизаны перережут все линии снабжения, и немецкое верховное командование вынуждено будет снимать части с фронта для обороны тылов. А в-третьих, и эти слова русского засели во многих головах тех, кто их слышал, «когда придет зима, ваша война закончится и начнется наша война».
«Танк» Maйep пишет: «Мы уже отступали, отходили назад… по стране, которая напоминала нам картинки 1916 года. Время от времени мы оборачивались и отбивались от преследующих нас русских, и некоторые даже ухитрялись убить нескольких врагов, но всего за неделю мы потеряли сотни наших бойцов и машин. Впервые в жизни «Лейбштандарт» переходил к обороне. Мы были не побеждены, но нас давили численностью, припирали к стене своим весом. А мы не знали, откуда взять пополнение».
Для фон Рундштедта становилось абсолютно ясно, что измотанным немецким войскам, подвергавшимся постоянным советским контратакам, Ростов не удержать. Имело смысл отойти на лучше укрепленные позиции на реке Миус, и такой приказ был отдан фон Клейсту. К тому же оставался риск, что русские внезапным ударом отрежут фон Клейста от главных сил группы армий «Юг».
Услышав это, Гитлер в очередной раз пришел в ярость и запретил отступление. Фон Рундштедт твердо стоял на своем и написал фюреру: «Попытка удержать этот район — чистое безумие. Во-первых, войска не смогут этого сделать, а во-вторых, если они не отступят, то будут уничтожены. Повторяю, или этот приказ будет выполнен, или найдите на мое место кого-нибудь другого». Гитлер, позже он пожалел об этом, принял вызов, и Рундштедт был смещен со своей должности. Вместо него командование принял фельдмаршал Вальтер фон Рейхенау, который через несколько месяцев умер от сердечного приступа.
В ситуации, сложившейся под Ростовом, Дитрих усмотрел иронию. Гитлер не только снял Рундштедта, но и обозвал Клейста трусом. Следующим шагом Гитлер полетел к Дитриху, чтобы лично прояснить ситуацию. Последний в полном смысле слова встал на защиту генералов от гнева фюрера.
Никто не может отрицать вклад, сделанный в этот этап войны «Лейбштандартом». Если говорить коротко, то Дитрих был удовлетворен той ролью, которую сыграли в этой кампании его люди. Для него 1941 год удачно закончился присвоением к его Рыцарскому кресту Дубовых ветвей, вручая которые Гитлер заявил, что это является «демонстрацией заслуг и гордости за ваш и мой полк». Но действительность была более суровой. Большое количество советских войск было уничтожено, но Красная армия оставалась жива и становилась все большей угрозой, так как людской резерв ее казался бесконечным.
ХАРЬКОВ И КУРСК
Суровая зима 1941/42 годов подошла к концу и сменилась возросшей активностью на русском фронте. Советское наступление и местный прорыв под Днепропетровском к юго-востоку от Харькова заставил немецкое командование направить III-й корпус на закрытие прорыва: пока осуществлялась эта операция, прорыв закрывал «Лейбштандарт». И только после того как просохла грязь, группа армий «Юг» смогла приступить к выполнению своей задачи: уничтожению обороны русских на берегах Дона, имея своей конечной целью захват нефтяных источников Кавказа.
У Гитлера появились новые заботы. «Лейбштандарт» для очередного переформирования и подкрепления был в июне 1942 года переправлен на берега Франции, где фюрер опасался возможности вторжения союзников. Тем временем нацистский вождь понял, что ход войны требует дополнительных людских резервов и более сплоченного военного командования. Танковый батальон «Лейбштандарта» был увеличен до танкового полка из двух батальонов. Дополнительная сила появилась за счет поступления недавно разработанных новых 60-тонных танковых левиафанов «Тигр». Пехота была преобразована в два танково-гренадерских полка, а артиллерия насчитывала теперь четыре батальона. В последние месяцы 1942 года «Лейбштандарт» превратился в бронетанковую гренадерскую дивизию СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер». В результате всех этих изменении потребовался новый рекрутский набор, но численный состав еще ничего не значил: 73% рекрутов были необучены.
Возвращение «Лейбштандарта» на Восточный фронт в конце декабря 1942 года совпало с тяжелыми временами для Вермахта, который стоял перед перспективой обрушения ни больше ни меньше, как всего Южного фронта. На востоке от Харькова армии итальянских и венгерских союзников были рассеяны. 12 января 1943 года со стороны Орла в направлении Ростова последовала массированная советская атака. Затем последовал разгром 6-й армии под Сталинградом, сопровождавшийся гибелью более чем 200000 человек. Для тех, кто слышал в октябре 1941 года речь Гитлера, эти события вызывали горькую иронию. Тогда Гитлер объявил: «Сегодня я заявляю, и заявляю без каких-либо оговорок: враг на востоке разбит и уже не сможет подняться… за спиной наших войск уже лежит территория, в два раза превышающая Германский рейх 1933 года, когда я пришел к власти».
Генерал (позднее фельдмаршал) Эрик фон Манштейн поставил перед танковыми соединениями СС, которыми командовал генерал горных стрелков Губерт Ланц, задачу обороны Харькова. Этот приказ был поддержан словами Гитлера, который заявил, что город следует удержать любой ценой. При развертывании войск «Лейбштандарт» занял оборонительную позицию вдоль берега реки Донец, а на востоке держала аванпосты дивизия «Рейх». Войска растянулись длинной тонкой линией на целых 110 километров, начиная от лежащего на берегу Донца Чегеваева. Дивизия временно находилась под командованием Фрица Витта, который замещал Дитриха, вызванного в Берлин на конференцию к Гитлеру. Во время сильной метели, которая не позволила вовремя заметить наступление русских, люди Ланца отступили.
320-я пехотная дивизия оказалась на грани полного уничтожения, обремененная полутора тысячами раненых, не желавших сдаваться в плен русским. Она пыталась пробиться на свою линию обороны на берегу Донца. И опять на долю «Лейбштандарта» выпала роль «пожарной команды». На этот раз инициатива принадлежала штурмбанфюреру СС Йохану Папперу, командующему 3-м батальоном 2-й бронетанковой дивизии СС. Он сделал глубокий прорыв на территорию противника, образовав своего рода защитный экран, позволил вытащить раненых, после чего вернулся на исходную позицию, на берег Донца. К несчастью, лед на реке был слишком тонок, чтобы выдержать бронированные машины Пайпера. Он столкнулся с необходимостью вернуться на вражескую территорию и искать безопасное место для форсирования реки.
Однако все внимание сторон было приковано к Харькову, который был практически окружен и который Гитлер приказал удержать любыми средствами. Группа советских танков прорвалась на окраину города, после чего северные, северо-западные и юго-восточные защитники оказались беспомощными. Пауль Хауссер спокойно оценил ситуацию. Запись 138/43 от 14 февраля в боевом журнале корпуса гласит: «В самом Харькове толпы стреляют в солдат и боевые машины. Для их подавления нет никаких сил, так как все находятся на передовой. Город, включая железнодорожную станцию и склады с боеприпасами, по армейскому приказу взорваны. Город горит. Шансов на организованное отступление с каждым днем становится все меньше… Прошу пересмотреть приказ Гитлера». Ответ был вполне предсказуемый: «Танковый корпус должен держать город до последнего человека». Вождь говорил посредством генерала Ланца и твердо стоял на своем.
Хауссер был опытным штабным офицером старой имперской армии, вышедшим в отставку из Рейхсвера в чине генерал-лейтенанта, который, из чувства самосохранения, вступил в Waffen-SS. Несмотря на это, он готов был принять вызов и настоять на своем, но Ланц продолжал отказываться дать приказ к отступлению. В ночь с 14 на 15 февраля русские ворвались в северо-западную и юго-западную части города. Понимая, что он ставит на карту всю свою карьеру, Хауссер проигнорировал как приказ Гитлера, так и упорство Ланца. Он осуществил прорыв между окружающими его русскими армиями и перегруппировался вокруг Краснограда.
Это новое отступление было восторженно принято Сталиным: «Массовое изгнание врага с советской территории началось». В неописуемой ярости Гитлер на самолете вылетел в штаб-квартиру Манштейна, требуя отставки Хауссера, но его все же сумели убедить, что удержать Харьков было невозможно. Успокоившись, Гитлер смилостивился к Хауссеру, но набросился на Ланца. И все же, фюрер высказал свое недовольство, задержав награждение Хауссера дубовыми ветвями к его Рыцарскому кресту.
План Манштейна, который должен был осуществить Хауссер, состоял в том, чтобы удерживать Красноград и таким образом заманить русских в ловушку. На усиление сюда прибыла дивизия «Мертвая голова», которая до этого действовала вместе с тремя другими бронетанковыми дивизиями 48-го танкового корпуса. Два танковых корпуса, один армейский и другой СС, являясь частью 4-й танковой армии, при эффективной авиационной поддержке с воздуха, провели массированную атаку в направлении Павлоград — Лозовая. 25 февраля 4-я танковая армия смела советскую армейскую группировку под командованием генерала М. М. Попова.
Это резко подняло боевой дух немцев, так как советские силы оказались зажатыми между оборонительной линией 1-й бронетанково-гренадерской дивизией СС «Лейбштандарт» и двумя атакующими дивизиями танкового корпуса СС. К 3 марта советские войска были окружены к северу от Павлограда как раз на Харьковском направлении. Тремя днями позже корпус достиг Валков, расположенных к западу от города. Целью всего наступления было вытеснить русских на другой берег Донца.
Когда передовые отряды «Лейбштандарта» достигли этой цели, на очереди встал штурм Харькова. От командующего 4-й танковой армии генерала Гота пришел приказ «плотно охватить Харьков с запада на север». Следовало разведать обстановку в городе.
Появилась счастливая возможность взять город одним ударом.
На севере должны были действовать «Лейбштандарт» и «Мертвая голова», а «Дас Рейх» должен был атаковать с запада и юга. Сопротивление было слабым: Хауссер был уверен, что сможет захватить город лобовой атакой. 11 марта один батальон из «Мертвой головы» соединился с «Лейбштандартом» и «Дас Рейхом». Бригадефюрер СС Фриц Витт из «Лейбштандарта» провел атаку в двух направлениях, поставив в авангарде 3-й батальон, и перерезал дорогу Харьков — Белгород. «Лейбштандарт» начал действовать совместно с 22-м танково-гренадерским полком СС. К исходу дня 15 марта, через четыре дня после того, как батальон под командованием «Танка» Майера захватил восточную окраину города, после жестоких уличных боев сопротивление в Харькове было подавлено. Город снова оказался в руках Третьего Рейха. Со свойственной ему напыщенностью Геббельс приказал министерству пропаганды объявить:
«Польшу и Францию, Грецию и главное — бескрайние просторы востока прошли солдаты «Лейбштандарта». Это все те же солдаты, которые в черных рубашках Schutzstaffel сражались за победу национал-социализма еще до 1933 года.
И теперь их обергруппенфюрер. солдат 1-й мировой войны, боец ноября 1923 года, верный соратник фюрера, старый вождь СС и теперь генерал Waffen-SS, который ровно десять лет назад создал «Лейбштандарт» и командовал им как полком, а теперь ведет его в бой как дивизию, награжден дубовыми ветвями с мечом, к великой радости и гордости своих бойцов».
После Харькова наступил период относительного затишья. Настало время для подготовки новых наступательных операции на лето 1943 года. Повторное взятие Харькова справедливо рассматривалось как знаменательная победа, но это стоило 11000 жизней бойцов танкового корпуса СС, из которых 4500 приходились па «Лейбштандарт». Вермахт, все еще находясь под впечатлением поражения под Сталинградом, старался на некоторое время перейти к оборонительным боям, которые сводились к мелким местным атакам, имеющим целью измотать советскую армию. Но Гитлер, проводя часы над картой, заявил на своем ежедневном совещании, что необходим сильный удар для окончательного разгрома противника. Если это не будет сделано, заявил фюрер, советские войска могут расчистить путь на Украину и выбить немецкие войска из Крыма.
Были и другие соображения, касающиеся Европы. Появилась вероятность проигрыша немцами войны. Только за май немецкий флот потерял в общей сложности 43 подводные лодки. В Северной Африке фельдмаршал Эрвин Роммель столкнулся с трудностями снабжения. Гитлер метался между военной резиденцией «Вольфшанце» («Волчье логово») в дремучем Горлицком лесу и своей горной резиденцией в Южной Баварии Бергоф, в поисках так необходимой ему на данный момент победы. При изучении военных карт его внимание привлекла длинная линия на Восточном фронте. Это была территория, простирающаяся на север от Белгорода, к северо-западу от Харькова, недалеко от Орла. В центре этой линии имелся курский выступ, или клин. Сам Курск был крупным индустриальным центром с угольной, металлургической и машиностроительной промышленностью.
Разведка донесла Гитлеру о скоплении в этой точке мощных оборонительных сил русских, выступ был буквально заполнен советскими войсками. По словам фон Манштейна, «этот клин просто напрашивался, чтобы быть отрезанным». По мнению немецких стратегов в данной ситуации были возможны два варианта. Первое — нанести русским превентивный удар до того, как они перейдут к наступлению. В другом варианте предлагалось подождать начала советского наступления и нанести контрудар. Второй вариант казался более подходящим. Следовало дождаться начала русской атаки и отступить назад. Дойти до берегов реки Днепр, после чего провести массированную атаку в обход Харькова и ударить во фланг советского наступления. В результате русские попадали в окружение.
Но в этом варианте было одно слабое место. Для Гитлера любой намек на отступление, даже с последующей контратакой, был святотатством. Его разум капрала, ставшего верховным главнокомандующим, отказывался воспринимать такое предложение. В то время как он обладал талантом планировать великие наступления, его просто приводило в ярость то, что ненавистные русские орды могут вырвать что-то из его рук.
Эта его слабость усиливалась сомнениями и страхом. «Когда я думаю об этой атаке, — признался он Гудериапу,— у меня просто схватывает живот». «Не думайте об этом!» — просто ответил тот. Однако отговорить Гитлера от этой затеи так и не удалось. Его не убедило даже то, что если одновременно начнется задуманное им курское наступление и высадка союзников во Франции, то у немцев не окажется свободных сил залатать эту дыру.
День D первоначально планировался на 1 мая, затем несколько раз переносился и в конце концов был назначен на 5 июля 1943 года. Операция получила кодовое название «Цитадель». Но тут Гитлера поджидала новая опасность. Шифрованный рапорт разведки, составленный старшими офицерами Вермахта, 2 июля попал в руки генерал-лейтенанта М. Ф. Катукова, командира 1-й танковой армии.
В рапорте было ни больше ни меньше, как полный план предстоящего наступления, а также дата его начала. Этим русские были обязаны системе «УЛЬТРА» — отряду английской разведки, раскрывшему немецкий шифр. Вдобавок, ценный материал попал в руки немецкого эмигранта и антифашиста Рудольфа Росслера, работавшего под кодовым именем «Люси», который находился в Люцерне и имел непосредственную связь со Ставкой, русским верховным командованием. Это преимущество, равно как и задержка начала операции «Цитадель» позволили русским создать глубокую оборонительную линию фортификационных сооружений и минных полей. Советские войска были усилены еще и получением 6000 бронированных боевых машин.
Недели, предшествующие операции «Цитадель», были для «Лейбштандарта» примечательными. Люди Дитриха узнали, что сам он уже не будет принимать участия в курском наступлении. 4 июля он передал командование дивизией бригаденфюреру СС Теодору Вишу, эсэсовцу высокого ранга, которому недавно исполнилось тридцать лет. «Зепп» Дитрих должен был принять командование над 1-м танковым корпусом СС.
Это назначение происходило из желания Гиммлера усилить свою власть и влияние путем дальнейшего расширения Waffen-SS. Рейхсфюрер СС настоял на том, чтобы новые силы черпались из «Гитлерюгенда». И по этому вопросу вскоре открылась дискуссия между рейхюгендфюрером Артуром Аксманном и вождями СС. Было решено, что «Лейбштандарт» и бронетанково-гренадерская дивизия СС «Гитлерюгенд» (позже 12-я бронетанковая дивизия СС «Гитлерюгенд») образуют 1-й танковый корпус СС, в то время, как корпус Хауссера понизится до 2-го танкового корпуса СС. «Лейбштандарт» должен будет предоставить офицеров и старший унтер-офицерский состав.
Что касается Дитриха, то для него было даже введено совершенно новое звание. Он стал обер-группенфюрером СС и танковым генералом Waffen-SS. Это повышение случилось как раз в разгар его личного кризиса. Дитрих, и в этом он был не одинок, учитывая значительное превосходство Советского Союза в людских и материальных ресурсах, пришел к выводу, что безоговорочная победа на востоке просто невозможна. Так как Дитрих был не из тех, кто молчит о своем мнении, его высказывания дошли до Гиммлера. Однако престиж Дитриха был настолько высок, что рейхсфюрер позволил себе только письменное замечание: «Что бы ты ни думал о войне на востоке, мы знаем все лучше тебя… Мы уверены, что русских можно разбить, и мы это сделаем».
Что касается «Цитадели», то эта операция представляла собой классические клещи. Двигаясь с севера и юга, клещи должны были замкнуться восточнее Курска. Удар по северному флангу клина должен был нанести генерал Вальтер Модель со своей 9-й армией, состоящей из семи пехотных и восьми бронетанковых и бронетанково-гренадерских дивизий, в то время как по южному флангу должен был ударить генерал Гот со своей 4-й танковой армией. Что же касается бронетанковых сил, то немцы, сильно переоценив свои возможности, сразу же бросили в бой все, что имели. План маршала Жукова сводился к тому, что первоначально русские перейдут к активной обороне. Это заставит неприятеля сделать первый ход. А вот когда немцы вымотаются, последует контрнаступление. В этом плане было задействовано ни больше, ни меньше, как 40% процентов всех пехотных и бронетанковых дивизий. Дополнительно в резерве находилось 50000 человек. Центральный фронт генерала Константина Рокоссовского оборонял северный фланг Курска, в то время как Воронежский фронт генерала Николая Ватутина был ответственным за его южный фланг.
С приближением даты начала операции «Цитадель» немцы нарастили свои силы: 50 дивизий, в общей сложности насчитывающих 900000 человек и двадцать дивизий в резерве, плюс 2700 танков, среди которых были «Тигры» и «Пантеры». В своем наступлении на выступ советских войск, танковый корпус СС, являясь частью 4-й танковой армии, в которой насчитывалось 343 танка, должен был прорвать первый пояс советской обороны в районе деревень Березово и Садейное. В Березове бронетанковые гренадеры должны были следовать за отрядами огнеметчиков. Далее, между деревнями Яковлево и Лучки, располагался второй пояс обороны. На северо-востоке находилась 167-я пехотная дивизия, являвшаяся частью корпуса СС. В ее задачу входила оборона левого фланга. Kopпуc был. как сжатая пружина.
Один из бойцов «Лейбштандарта» писал: «Из соображений секретности нам было запрещено передвигаться в дневное время, и можешь себе представить, как это трудно, но теперь время ожидания прошло… Снаружи командного бункера чертовски холодно. Черные тучи покрыли небо и льет дождь… Только что началась артподготовка. Даже здесь, глубоко под землей, я слышу ее мощь».
Летом рассвет наступает очень рано, поэтому операция «Цитадель» началась уже в 3:30 5 июля 1943 года. По расчетам она должна была продлиться до шести часов. Другой боец «Лейбштандарта» пишет в своем дневнике: «Я увидел, как наш ведущий «Тигр» взревел и почти исчез в странной серебристо-серой траве, которой было покрыто поле. Наша минная команда отмечала мины Иванов, ложась рядом с ними, таким образом они своими телами обозначали проход. По всему полю были выставлены тысячи мин».
Первые оборонительные рубежи пали довольно легко, и «Лейбштандарт» бодро продвигался вперед, окружая и сметая со своего пути неприятеля. Но это продолжалось недолго. Очень скоро в полную силу заработала тяжелая артиллерия русских и начала взрываться густая минная сеть. Этот день одинаково принадлежал как танкистам, так и пехоте. Впереди оберштурмфюрер СС Михаэль Витман, сидя в башне своего «Тигра», имеющего экипаж из пяти человек, столкнулся с группой советских Т-34 со взводом поддержки. О боевом духе, не говоря уж о самонадеянности, может сказать тот факт, что около «Тигров» внезапно появился генерал-майор Виш и один из командиров поприветствовал его криком: «Вперед на Курск!». К концу дня Витман заявил, что уничтожил восемь советских танков и смял семь противотанковых орудий. И этим его подвиги не ограничивались.
Почти через час после того, как его «Тигр» раздавил противотанковое орудие, потрескивающие наушники Витмана сообщили, что взвод из роты Вендорфа попал в тяжелое положение. Сейчас же его «Тигр» смял разбитую плшку и тут же натолкнулся на еще одно советское противотанковое орудие. Ребята Вендорфа были окружены группой советских Т-34, которые уже подбили один «Тигр». Витман с готовностью бросился на помощь Вендорфу. Три Т-34 были подбиты. Дневным результатом было восемь вражеских танков и семь противотанковых орудий.
Нет никакого сомнения в том, что все эсэсовцы в этот день испытывали подобный порыв. Штурман СС Гюнтер Борхер записал в этот день в своем дневнике: «Я числюсь в команде огнеметчиков, и мы идем впереди роты. Это чистое самоубийство. Прежде чем открыть огонь, мы должны подойти к русским на 30 метров. Настало время написать последнее желание и завещание».
Пехотинцы должны были пересечь минные поля и ворваться в окопы противника, защищенные не только минными полями, но и колючей проволокой. После этого следовала рукопашная схватка с применением гранат, пистолетов, карабинов, штыков, а иногда и шанцевого инструмента, которым разбивали черепа противника. Что касается плотности минных полей, то немецкие саперы обезвреживали до 40000 мин вдень.
В первую половину второго дня операции «Цитадель» продвижение «Лсйбштандарта» замедлилось из-за плохой погоды. Внезапно выскакивающие танки Красной армии постоянно проводили контратаки и сметали команды огнеметчиков. Запись в журнале высшего командования за 6 июля нельзя назвать оптимистической: элемент неожиданности достигнут не был, и заметного прорыва фронта не получилось. А это означало, что оба фланга корпуса СС оказались открыты для советских ударов. Правда, в том же боевом журнале записано, что за 8 июля немцы уничтожили 400 русских танков, но чуть ниже отмечено, что в корпусе СС из 400 пантер в действии осталось только 200. Многие бойцы танковых экипажей приняли здесь свой первый бой и, в ужасе побросав машины, искали укрытие в окопах от испепеляющего огня противника.
Но главная ошибка скрывалась в самой организации танковой армии. «Тигры», несмотря на свою защиту и сильное вооружение, состоящее из 88-мм пушек, были гигантскими левиафанами, скорость которых на пересеченной местности достигала всего 19 км/час, а оперативное действие простиралось всего на 96 километров. «Фердинанды», противотанковые самоходные орудия, хотя и обладали толстой броней, имели слишком слабые подвески, которые часто ломались и делали их неподвижными целями, похожими на Голиафов. Но самый большой шок немцы испытали от самих Т-34. Немецкие танкисты отмечали их необычную, в сравнении с «Тиграми» и другими советскими танками, маневренность, высокую даже на подъеме скорость. Большим преимуществом для русских являлось и то, что Т-34 являлись продуктом массового серийного производства в результате чего их потерн были не такими болезненными, как потери «Тигров». По крайней мере, такое положение, судя по всему, сложилось во время курской битвы: боевой журнал немецкого верховного командования говорит о потере 663 советских танков, что намного превышает потери немцев. Однако советские потери были восполнимы, в то время как немцы не имели возможности быстрой замены вышедших из строя боевых машин.
Атака «Лейбштандарта» в северо-восточном направлении вдоль дороги Тетеревино – Прохоровка, к юго-востоку от реки Псел, достигла впечатляющего результата. Оберштурмфюрер СС Рудольф Риббентроп, сын немецкого министра иностранных дел и командир 6-й роты 1-го танкового полка СС, продвигаясь между Прохоровкой и Тетеревино столкнулся со 154 советскими танками и батальоном пехоты. На участке фронта длиной в 180 метров его команда потеряла три из семи машин. Однако они сумели сделать брешь в советской обороне и открыть путь на Обоянь, которая лежала в 60 километрах от Курска. И все же взятие Прохоровки, лежащей на юго-восток от Курска, оказалось невозможным как из-за сильного сопротивления русских, так и из-за моря грязи, образованного идущими проливными дождями. На южном направлении советская 5-я гвардейская танковая армия организовала яростную атаку. Атака была направлена на 3-й бронетанковый корпус, входящий в армейскую группу Kempf, которая играла жизненно важную роль в защите правого фланга Хауссера. Однако атака не достигла результата. 10 июля советский Воронежский фронт, насчитывающий 10 корпусов, перешел к обороне. В долине к югу от Курска две мощные танковые армии разворачивались, готовясь к крупнейшей в истории танковой битве.
Двумя днями позже в 4 часа утра командующий советской 5-й танковой армией генерал-лейтенант Павел Ротмистров обрушился на «Лейбштандарт». Был уничтожен целый полк советских Т-34. Главное столкновение, за которым Ротмистров наблюдал с вершины холма, произошло перед Прохоровной. Позже он писал: «Танки двигались по степи небольшими группами, ища укрытия в небольших рощицах и зарослях кустарника. Гром орудий слился в сплошной мощный рев. Советские танки на полной скорости ударили по немецким формированиям и прорвали танковый щит. Т-34 атаковали «Тигров» с чрезвычайно близкой дистанции, лишая их преимущества в броне и мощи орудий… Очень часто после того, как танк был подбит, взрывались его боезапас и топливные баки и в небо на несколько метров поднимался огненный столб… Вскоре от горящих обломков небо закрыла плотная черная пелена дыма. На черной выжженной земле факелами горели развороченные танки».
Ротмистров мог бы добавить, что горящие в степи ганки были и советские, и немецкие. Так как все перемешалось, то яростный артиллерийский огонь подчас бил по своим. Теоретики танковой войны считают, что танки следует использовать на слабых участках противника, но никак не атаковать ими танки противника. Но в той ситуации учебники были преданы забвению.
Вместе с этим провалилась и концепция блицкрига как глубокого прорыва с обходом укрепленных позиций. Блицкриг был мертв, равно как и операция «Цитадель». Немцы потеряли около 70000 убитыми и ранеными, потеряли 3000 танков, 1000 орудий и множество прочей боевой техники. Советские потери были также очень внушительны. В Москве журналисты толпами ожидали новостей, и газеты выходили с кричащими заголовками. Самым памятным из них был: «Тигры горят!»
После войны Гудериан размышлял: «Бронетанковые соединения, с такими усилиями переформированные и перевооруженные, понесли тяжелые потери как в личном составе, так и в технике и на долгое время вышли из строя. С этого момента возможность их восстановления для защиты Восточного фронта или использования на Западном для противостояния грядущей высадке союзников стояла под вопросом. Нет смысла говорить о том, что русские полностью использовали преимущества своей победы».
Больше на Восточном фронте периодов затишья не было. Теперь не оставалось ни малейшего сомнения, что советские войска инициативу в свои руки. На востоке немцы перестали быть молотом и превратились в наковальню.